Эпоха стального креста
Шрифт:
Я отвернулся от него к окну и уставился на покрытый тучами светлеющий небосклон, стараясь говорить как можно спокойнее:
– Ты даже не представляешь, Гюнтер, какие у меня неприятности и насколько мне необходима твоя помощь... Это случилось, Гюнтер. Все то, чего ты так боялся, случилось. И приказом Аврелия на должность палача назначен я, сам знаешь почему...
Германец выслушал мой рассказ о вчерашнем совещании без какой-либо реакции, лишь отрешенно рассматривал ребристый пол под своими ботинками. Когда я закончил, он, не поднимая
– Зачем вы мне все это... говорите? Вы же знаете, как я отнесусь... к такому...
– А потому, Гюнтер, – произнес я, усаживаясь напротив него на пустые нары Джерома (сам дьякон неотлучно пребывал возле постели раненого Аврелия), – потому, старина, что я отказываюсь исполнять его! Если хочешь, пристрели меня прямо сейчас, потому что через три часа я буду уже не командиром отряда Охотников, а самым гнусным предателем.
Даже у такой непрошибаемой личности, как Гюнтер, отвисла челюсть. Он покосился на оставленный у входа карабин, затем на меня, после чего вновь на карабин...
– Не прикидывай шансы, приятель, – сказал я. – Мои пистолеты вон там, разобранные, на столике. Ты успеешь в любом случае. Так что решай: уничтожаешь предателя или слушаешь дальше?
– Вы... – и без того неразговорчивый германец совсем потерял дар речи. – Вы... рехнулись!
– Да, видимо, так, – сознался я. – Гублю свою жизнь и карьеру черт знает ради кого – детей и помощницы самого Проклятого Иуды. Но ведь самое страшное, Гюнтер, в том, что ничуть об этом не жалею.
– И что же вы... задумали? – Суровые глаза германца наконец оторвались от карабина.
Я облегченно вздохнул – пока все шло, как и предполагалось...
Мой план снова не вызвал у него никаких эмоций: ни положительных, ни отрицательных, как будто ему каждый день предлагали поучаствовать в чем-то подобном. Гюнтер просто сидел и молчал. Когда же длина этой бесконечной паузы перевалила за пять минут, я не выдержал:
– Ладно, Гюнтер, я прекрасно тебя понимаю. Прости, что потревожил. Возвращайся в казарму, но только ради всего святого – если тебе и вправду не хочется гибели этих детей – не поднимай панику, хорошо? Ну хотя бы до той поры, пока мы не уедем. Договорились?
– Черта с два я отпущу вас... одного! – вдруг проснулся человек-скала, и я даже испугался этого его мгновенного перерождения из сонного мыслителя в гневного правдолюба. – Корпус убивает детей? Что ж... прекрасно! Но только Гюнтеру Шнеебергу отныне с ним... не по пути! Я даже представить себе не мог, что предприму, если когда-нибудь он сотворит этакое... Но спасибо вам, брат Эрик, что подсказали наилучший выход... из ситуации! До старости мы с вами, понятное дело, теперь... не доживем... Да и плевать! Короче: я с вами, хоть расклад и не в нашу пользу... Держите!
И я аккуратно пожал протянутую мне гигантскую пятерню, едва-едва сумев ухватить ее своей ладонью. Начиная с этого момента количество изменников в Братстве выросло ровно в два раза...
Около
Пока Гюнтер запрессовывал патроны в подствольный магазин своего «бенелли», я тоже выгреб из шкафчика все запасные обоймы и рассовал их по карманам плаща. Затем покрутил в руках уставной нож Охотника и прикрепил его к поясу (помимо пистолетов, обоймы и нож были единственными моими личными вещами, уцелевшими после пожара, да и то лишь потому, что находились вместе со мной при взятии Ла-Марвея). Негусто, но за неимением лучшего...
Гонсалес оказался на редкость пунктуальным. Мой хронометр показывал без одной минуты семь, когда сарагосец вошел ко мне в отсек. Он ничуть не удивился при виде Гюнтера, очевидно, Марчелло уже доложил ему о том, что я выбрал ассистента из своих людей.
– Вы готовы, брат Эрик? – учтиво спросил Гонсалес и дождался, пока я кивну. – Тогда идемте. Пора...
Кэтрин не спала, а хмурая и помятая сидела на своих нарах, подтянув колени к подбородку.
– А, явились ни свет ни заря, – проворчала она, оглядев меня, Гюнтера и людей Матадора при входе. – Что, некого больше пытать, я одна осталась, да? Чего молчите, шакалье гнусное?
– Собирай детей. Вас перевозят в Авранш, а оттуда в Париж, где и решат вашу дальнейшую судьбу, – произнес я как можно бесстрастней.
– И меня? – спросила девушка.
– Ты едешь с ними, – я был предельно лаконичен. – Приказ магистра Аврелия.
– А что же он вчера не зашел ко мне в гости? Утром-то всю с ног до головы обзыркал, кобель бородатый!
– Поторопись, – я притворился, что не замечаю ее колкостей. – У нас мало времени. Детей в Авранше уже ждут...
У дверей «детского сада» урчали, прогреваясь, «хантеры» моего и Гонсалеса отрядов.
– И эти козлы здесь! – помогая заспанным детям спуститься с подножки, Кэтрин заметила Карлоса и Конрада. – Тоже соскучились по мне?
– Мы сопровождаем вас, милейшая, как ответственные за вашу безопасность лица, – приторно пролепетал коротышка. – Потому попросил бы не тратить попусту наше драгоценное время, а то...
– Заткнись, блоха в сутане, – бросила Кэтрин в его сторону, и Конрад, замолкнув на полуслове, обиженно надулся и кряхтя полез на переднее сиденье головного «хантера».
– Вы следуете за нами, – распорядился Гонсалес, когда Кэтрин с детьми расселись на заднем сиденье моего, идущего вторым джипа и еще тише добавил: – Мы сами выберем место. Как только затормозим, остановитесь тоже...