Эпоха стального креста
Шрифт:
– Как-то не хочется, мистер Уильямс, – отклонил я столь щедрый подарок. – Такое прекрасное утро, солнышко светит, птички поют, а вы хотите мне его испортить. Ну о какой смерти может сейчас идти речь?
– Что ж, Эрик, не обессудь, но я вынужден открыть огонь, – в британской предупредительности Мясника просквозила виноватая нотка, как будто он и впрямь меня жалел. А впрочем, кто его знает... – По хорошо известным и тебе, и мне пунктам Устава, вооруженные бандформирования разрешено уничтожать без доведения дела до суда. А ты подпадаешь под это определение на все сто: имеешь на руках уйму оружия
– Протрите линзы бинокля, старина, – мой нынешний статус позволял теперь любую фамильярность, – и вы заметите намекающих вам на недопустимость подобного магистра Конрада и трех ваших Добровольцев. Ваша честь! – окликнул я коротышку. – Помашите-ка брату Бернарду ручкой, пока он не натворил глупостей!
Конрад, сразу смекнувший, зачем его выволокли из «самсона» и поставили у кормы, отчаянно замахал руками, словно ветряная мельница. Его инициативу тут же поддержали Добровольцы, как и я не хотевшие, чтобы их продырявили в такой погожий денек прямо посередине Рейна. Энтузиазм заложников служил для главнокомандующего ярчайшим доводом того, что ими прикрываются как живым щитом.
Пока Бернард, на сей раз глядевший в бинокль гораздо дольше, созерцал их энергичную пантомиму, ко мне сзади подошел Вацлав и негромко произнес:
– Эрик, дозволь, я сниму Мясника из «гепарда». Нельзя упускать такую возможность – когда еще представится?
– Попробуй, – дал я «добро», отчетливо осознавая, что в нашем незавидном положении не до благородных методов ведения войны.
– Ты продержи его переговорами в этой позиции, а я прямо из кузова и... – попросил поляк и стал незаметно взбираться на «самсон».
Я вновь приложился к рации:
– Ну что, мистер Уильямс, одумались? Нет, вы только взгляните, как трогательно сии рабы Божии вопиют о милосердии...
В ответ из передатчика в ухо мне ударил презрительный хохот:
– О, как же ты наивен, мальчик, на самом-то деле! Да начхать я хотел на мелкого урода и каких-то трусливых идиотов! Они всего лишь невинные жертвы, причем погибшие по твоей вине! Ты же меня знаешь: я без колебаний поступлюсь ими ради того, чтобы прикончить и тебя и твою, как я смотрю, слишком расплодившуюся свору!
Чуткие уши Конрада уловили свой приговор даже с нескольких метров, и он, перестав махать руками, подскочил ко мне, а после чего вырвал у меня рацию и, едва не проглотив ее, визгливо заорал в микрофон:
– Вы что там очумели, брат Бернард! Я как магистр Главного магистрата категорически запрещаю вам открывать огонь, слышите? Вы отправитесь под Трибунал за это!..
– Простите, ваша честь, – заговорила ему в ответ рация, – и прощайте. Вы погибнете при исполнении своего долга как истинный герой. Я знаю, в Перудже в честь вас уже названа улица; что ж, теперь появится такая и на окраине Ватикана. Я горжусь, что мне довелось поработать рука об руку со столь самоотверженным магистром...
– Отставить!!! Именем Пророка приказываю: отставить!!! – не унимался Конрад, у которого перспектива вновь увековечить себя в истории восторга отнюдь не вызвала, но передатчик хладнокровно пискнул и отключился.
– В укрытие, ваша честь! – крикнул я, хватая его за шиворот и волоча за «самсон». – Кто бы мог подумать: оказывается, мне вы куда дороже,
И вовремя! Едва мы с ним притулились за колесом монстромобиля, как воздух прорезали и застучали по обшивке нашего укрытия первые автоматные пули. Ситуация до боли напоминала дамбу Мон-Сен-Мишеля – мы прятались за «самсоном», а по нам поливали очередями наши враги.
– Вацлав, ну где же ты! – задрав голову, громко проорал я.
Он не ответил, но вместо него раскатисто прогрохотал «гепард». Я высунулся в надежде засвидетельствовать гибель самого одиозного командира Братства, но Вацлав, как ни прискорбно, промахнулся. Тяжелая пуля угодила в опору всего в полуметре от головы Мясника, обдав того мелкими осколками бетона. Шанс был упущен безвозвратно – больше подставляться Мясник не желал и, перекатившись по земле, залег рядом со своими бойцами.
Я всерьез беспокоился за жизни Добровольцев, так и оставшихся на линии огня, но, как выяснилось, напрасно. Тут-то парни и проявили свою напрочь отсутствующую при несении службы расторопность! При первых же выстрелах они резво сиганули за борт, по вполне объяснимым причинам не желая участвовать в нашем празднике. Я заметил три их торчащих из воды головы, когда те, сносимые течением прямиком к Мангейму, были уже далеко. Вот будет теперь что порассказать Добровольцам своим приятелям за кружечкой холодного пивка!
Саймон и Михаил, имея более дальнобойное, чем карабин Гюнтера, оружие, принялись огрызаться в ответ прицельными очередями.
– Только не по столбу! – крикнул я им, но они и без меня знали, что делать.
Вацлав соскочил с кузова и приземлился рядом со мной.
– Прицел сбит, – разочарованно сообщил он. – Стрясли, пока везли. А ведь аккурат посередке лба у этого паразита оптику настроил, на ветер поправочку сделал... Эх, незадача!
И, дослав патрон в патронник автомата, он присоединился к Михаилу и Саймону...
Хоть мы и были неплохо защищены, все равно вздрагивали, когда пули били по монстромобилю и откалывали щепки от дощатого настила парома. Только Конрад, казалось, не замечал опасности. Он был в бешенстве. Надо же, его – магистра! – хотели убить как заурядного отступника проигнорировавшие его же приказ подчиненные! И потому гневный поток словоизлияний доведенного до белого каления коротышки временами перекрывал очереди нашего пулемета.
– Вот негодяй! Нет, каков негодяй, а! – потрясал кулачками магистр. – Меня в герои?! Да еще посмертно?! Уж я-то доберусь до тебя! Клянусь: твоей карьере конец! Мерзавец! Эрик, милейший, дайте мне автомат, я прикончу недоноска лично!
Я знал, что он нисколько не шутит, ведь прецедент уже имелся, и не так давно. И, будь у меня под рукой свободный ствол, то выдал бы его малорослому карателю без раздумий, но все оставшееся не у дел оружие лежало в кузове «самсона», а лезть туда под огнем не очень-то хотелось.
– Успокойтесь, ваша честь, и не дергайтесь, а то и впрямь подстрелят! – одернул я возжелавшего испить бернардовской крови Конрада. – Примите как должное то, что сегодня ваша жизнь обесценилась до уровня наших, однако не настолько же, чтобы подставлять свою лучезарную лысину под свинец! Следующий раз, обещаю, я самолично вручу вам то оружие, какое только пожелаете!