Эпоха тьмы
Шрифт:
— Если столица молчит — значит, этому есть разумное объяснение, — продолжал Синкад.
Женщина, красная от надвигающегося истерического приступа, сверкнула на него глазами:
— Ты не можешь этого знать!
— Нам надо защищаться самим, — сказал Прэль. — Вот о чем нужно думать!
Синкад скривился.
— Хорошо-хорошо! А как вам такая идея? У меня в гараже стоит трицикл. Что если я съезжу в Ноль-Первый и выясню, что происходит? Я могу обернуться туда и обратно еще до темноты.
— Это небезопасно, — выпалил Леон, не думая.
Механик
— А ты почем знаешь?
— Парень прав! — вступил Прэль. — Трон и кровь, Сайлас! Ты что, не слушал передачу? Война…
— Это не наша забота, — парировал Синкад. — Мы в самой заднице Империума, куда ни один примарх не заглянет! Так что жалкая паника не имеет смысла. Лучше узнать о происходящем от самого губернатора колонии, да? — Мужчина повернулся к Леону и легонько подтолкнул его в спину. — Давай, сынок, дуй домой. Присматривай за своим папочкой. — Уходя, он оглянулся. — И ко всем остальным это тоже относится!
Прэль пробурчал что-то себе под нос. Краснолицая женщина проводила механика взглядом.
— Вечно он тут болтается, словно медом намазано, — проскрипела она. — Механик здесь, что ли, распоряжается?
До Леона дошло, что она смотрит на него, ожидая согласия. Однако он ничего не ответил и пошел своей дорогой, ближе к дому.
Когда он пришел домой, отца не было. Леон через две ступеньки взбежал по лестнице на последний этаж, на ходу проведя рукой по вечно запертой двери материнской комнаты. Затем он направился к апартаментам — сам придумал это название, слишком пышное для странноватой комбинации спальни, балкона и санузла. Постучал в дверь тыльной стороной ладони и громко позвал.
— Эсквайр! — Леон продолжал настойчиво барабанить в дверь, зная, что не потревожит других обитателей, которых в месяцы пахоты просто не было. Водители с дальних полей оставались на своих ранчо, вместо того чтобы отважиться на путешествие под сень Небесного Крюка. — Эсквайр Мендакс, вы тут?
Он услышал за дверью движение, и через некоторое время она отворилась, скользнув в сторону на смазанных роликах.
— Юный Леон, — произнес человек, рассеянно разглаживая на груди лацианы. — Какая спешка!
— Телеграф… Леон говорил так быстро, что запутался в словах и был вынужден глотнуть воздуха и начать все сначала. — Телеграф говорит, что Император мертв и Хорус захватил Терру! Война кончилась! — Он моргнул. — Я думаю, это неправда…
— Да? — Мендакс неспешно направился вглубь комнаты, и Леон побрел за ним. — Или ты хотел бы, чтобы это было неправдой?
Худощавый эсквайр выглядел белокожим по сравнению со смуглыми уроженцами агромира, а его длинные пальцы напоминали юноше женские. Тем не менее он держался с уверенностью, которой Леон пытался подражать. Мендакс буквально излучал спокойное достоинство; было необычно, что человек, который, на первый взгляд, мог показаться вполне скромным, способен, если понадобится, привлечь к себе внимание.
Он налил из стоящей на столе бутылки порцию амасека и взглянул
Леон повторил телеграфное сообщение настолько точно, насколько запомнил, слова выплескивались из него сами собой. Каждое слово было окрашено эмоциями, и к концу сообщения он почувствовал, как раскраснелись и горят щеки. Мендакс слушал, кривя губы и маленькими глотками прихлебывая крепкий напиток.
— Боевые корабли Хоруса летят сюда, — продолжал Леон. — Может, они уже совсем близко!
— Кто знает, — отозвался Мендакс. — Течения варпа странны и непредсказуемы. Ход времени там — понятие растяжимое.
Леон разочарованно насупился. Из всех возможных реакций такой он ожидал от эсквайра меньше всего. Мужчина, казалось, смирился.
— Разве… Разве вас не тревожит такой поворот событий? К нам приближается война! Империум лежит в руинах! Вы не боитесь того, что будет дальше?
Мендакс поставил стакан с амасеком и подошел к окну. Там в беспорядке валялись его пикт-планшеты и палочки-стило.
— Дело не в этом, Леон, — сказал он. — Любой нормальный человек думает о будущем. Но я научился не позволять мысли о возможном управлять собой. Жизнь, прожитая на фоне неосуществленных возможностей, становится ограниченной и замкнутой.
Юноша не понял, о чем он говорит, и признался в этом.
По лицу Мендакса скользнула тень волнения.
— Пыльные бури, частые в это время года, вызывают у тебя страх?
— Не особенно… Я хочу сказать, они могут быть опасными, но…
— Но ты понимаешь их. И знаешь, что не можешь это изменить. Поэтому ищешь убежище и ждешь, когда они пройдут, а потом живешь дальше, словно ничего не было. — Мендакс описал рукой круг, заключив в него их обоих. — Мы люди маленькие, мой друг, и не в силах повлиять на ход войн, охвативших галактику. Мы можем лишь проживать свои жизни и принимать уготовленную нам судьбу.
— Но Император мертв! — выпалил Леон, повышая голос. — Я не могу смириться с этим!
Мендакс склонил голову.
— Ты не можешь это изменить. А раз так, остается принять данный факт. Какие еще варианты?
Леон отвернулся, мотая головой и закрыв глаза.
— Нет-нет… — У него опять закружилась голова, и, оступившись, он уткнулся в занавеску, отделявшую спальню от основной части комнаты. На миг он попал в спальную зону Мендакса, увидел низкую узкую кровать и вешалку с крючками для одежды.
На кровати лежал саквояж — небольшой, тот самый, что висел у эсквайра на плече, когда тот впервые здесь появился. Леон помнил об этом. Саквояж был раскрыт, а внутри лежала не одежда и очередные пикт-планшеты, а оборудование, совершенно незнакомое юноше. Причем не металлическое и покрытое смазкой, как детали двигателя вездехода, а на вид очень хрупкое, словно веер из черного стекла и с серебряной филигранью.
Неожиданно мысли, роящиеся в голове Леона, резко оборвал грубый окрик отца, эхом раскатившийся по лестнице.