Эпопея любви
Шрифт:
По приказу Данвиля рейтары ворвались во двор и ринулись к парадной лестнице.
— Смерть! Смерть Монморанси! — ревел Данвиль, подгоняя своих вояк.
— Еще четыре бочонка осталось! — с досадой констатировал Пардальян. — Ничего я и с шестнадцатью управлюсь! Прощай же, Лоиза, Лоизон, Лоизетта!
Он вытащил из-за пояса пистолет и в тот момент, когда разъяренные солдаты ворвались в парадный зал, прошептал:
— Ну, мои барашки, сейчас я вам устрою! Не видать вам ни шевалье, ни Лоизы!
И он пальнул из пистолета
Мощный взрыв потряс дворец Монморанси. С адским грохотом рухнули стены и перекрытия; под ними нашли смерть две сотни солдат. Что касается Данвиля, то он успел вовремя унести ноги! *
Анри де Монморанси стоял на улице, ошеломленный, доведенный до бешенства, обезумевший от ярости и обиды. На его глазах был разгромлен его отряд из пятисот человек, не считая дворян маршальской свиты… Его армию уничтожили… И кто? Два авантюриста!
— Это не люди, — взревел Данвиль. — Демоны! Демоны ада!
Стоя у главных ворот дворца, он созерцал руины отцовского дома с чувством неутоленной мести. Однако пламя мрачной радости зажигалось в его глазах, когда он вспоминал, что под обломками дома, конечно, погибли все его обитатели: его брат, оба Пардальяна и Жанна де Пьенн. Он любил Жанну страстно, но предпочитал видеть ее мертвой, лишь бы она не принадлежала Франсуа.
Вдруг столпившийся в воротах люд увидел, как из дыма и пламени появился человек. Он шел сквозь раскаленные обломки, перепрыгивал через рухнувшие балки и настойчиво пробирался сквозь ад, царивший на развалинах дома Монморанси.
Брови и волосы у него наполовину сгорели, лицо было обожжено, одежда почернела от дыма и тлела. Человек повернулся к Данвилю, к толпе, и глаза его зажглись грозным огнем… Это был шевалье де Пардальян!..
— Отец! Отец! Где вы? — отчаянно крикнул шевалье.
— Сюда! Скорей сюда! Клянусь рогами дьявола! — ответил ему хриплый голос.
Шевалье кинулся на голос. Под обломками балок он увидел отца. Старый солдат стоял на коленях и пытался сдержать непосильный груз, рухнувший ему на плечи. Он был бледен смертельно; дышал с трудом, даже уже не дышал, а хрипел. Но отец нашел в себе силы улыбнуться сыну…
— Сейчас, отец, сейчас. Мужайтесь, я вас освобожу… Проклятые балки… Господи, у вас раздроблена нога… и волосы обгорели…
Голос шевалье дрожал, сердце учащенно билось. Он лихорадочно разгребал кучу обломков.
— Опять… опять ты не послушал меня… — едва слышно произнес Пардальян-старший—… Я же тебе велел: беги, уезжай!
Наконец шевалье смог поднять отца и подхватить его на руки.
— Отец! Отец! Что у вас сломано? Только нога? Скажите же…
— Кажется, два-три ребра… меня немного помяло…
У Пардальяна-старшего оказалась раздавлена
Толпа ворвалась через ворота и заполнила то пространство, где когда-то находился парадный двор особняка Монморанси.
А шевалье с отцом на руках уже перебрался через развалины, прошел садом и, собрав все силы, догнал карету. Он опустил отца на сиденье между Жанной и Лоизой… рядом с матерью, у которой старый солдат когда-то похитил дочь… рядом с дочерью, которую он возвратил матери…
Жан подхватил шпагу, прыгнул на неоседланную лошадь и направил ее к ближайшим городским воротам…
В карете, почувствовав толчки экипажа, Пардальян-старший пришел в себя; он порылся в карманах, с трудом вытащил какую-то бумагу и дрожащей рукой протянул ее Лоизе…
XLV. Последний привал
Было уже часов семь вечера. Солнце садилось, и его косые лучи окрашивали в пурпурный цвет клубы дыма, что тяжело стлались над парижскими улицами. На перекрестках, на площадях и в домах по-прежнему убивали.
Шевалье де Пардальян мчался на неоседланной лошади со шпагой в руках: он ничего не видел и не слышал, не замечал творившихся вокруг ужасов. Он хотел только одного: как можно скорей добраться до городских ворот. Выбраться из этого ада!.. Каким образом? Этого он и сам пока не знал…
В красном тумане, словно тени кошмарных видений, мелькали у него перед глазами окровавленные озверевшие толпы, огни и дым пожарищ, дергающиеся в агонии жертвы…
Внезапно он остановился… Где они оказались? У городских ворот! Перед воротами — двадцать солдат с аркебузами и офицер.
Пардальян спрыгнул с коня и кинулся к офицеру:
— Откройте!
— Проезда нет!
Из кареты выскочила Лоиза, передала офицеру развернутый лист бумаги и вновь прыгнула в экипаж.
Изумленный офицер взглянул на Пардальяна и крикнул:
— Открыть ворота! Служба короля!
— Служба короля! — усмехнулся в карете старый солдат, на миг приподнялся и вновь упал на подушки. И странная улыбка мелькнула на губах Пардальяна-старшего.
— Служба короля? — в недоумении повторил шевалье.
Он ничего не понимал. Ему казалось, что это сон, сказочный сон, который начался появлением Като в адской камере тюрьмы, а завершился взрывом дворца Монморанси.
Но ворота распахнулись наяву! Опустился подъемный мост! Шевалье взлетел на коня и промчался по мосту. За ним покатилась карета. И вот уже мост поднимается позади кареты… И вот они уже покинули Париж!..
Не успели солдаты поднять мост и закрыть ворота, как перед постом появилась дюжина всадников. Лошади их были в пене, бока изодраны шпорами, а лица людей искажены ненавистью, досадой и отчаянием…