Эпопея любви
Шрифт:
Вдруг Екатерина вспомнила день битвы при Жарнаке, три года назад. Тогда королева, вместе с этими самыми девушками, устроила бал прямо на поле сражения. Они танцевали под аккомпанемент виол, и юные создания смеялись, нечаянно наступив на раненого или задев подолом лужу крови. А к музыке виол примешивался гром пушек: пока королева и фрейлины танцевали, войска добивали отступавших гугенотов.
Кровь и танцы! Трупы и девичий смех! Смерть и любовь! Екатерина наслаждалась такими чудовищными контрастами. И сегодня «летучий эскадрон» королевы стоял перед ней в темной, замершей церкви, но она собрала не всех: из ста пятидесяти девушек
Вот каков был «летучий эскадрон» королевы Екатерины Медичи!
— Дети мои, — обратилась к ним Екатерина, — близится час, когда вашими руками будет освобождено королевство. Вас осенит слава великой победы… Я искала мира с еретиками: Господь наказал меня за это. Божья кара постигла меня, затронув самое дорогое, что я имею, — вас, ибо вы — воистину дочери сердца моего.
Девушки переглянулись — не столько слова, сколько тон Екатерины предвещал что-то ужасное, а королева продолжала:
— Ибо в вас — вся моя радость и утешение, вы — сила моя, потому что помогаете мне в борьбе за веру, вас вдохновляет Господь, и нет у еретиков врагов беспощадней. Именно поэтому вас задумали уничтожить, убить всех сразу, в одну ночь. Если бы такое случилось, если бы пролилась кровь, погибло бы королевство. А все уже было подготовлено: пятьдесят дворян-гугенотов, пятьдесят чудовищ, уже договорились убить верных служанок королевы, заманив каждую из вас в ловушку.
Девушки трепетали от ярости и ужаса, руки их потянулись к кинжалам. Королева успокоила их движением руки, и фрейлины, вытянув шеи, широко раскрыв глаза, продолжали слушать спокойную речь своей повелительницы.
— Да, я наказана за то, что пожелала мира. И тяжела кара Божья, ибо предали меня те, кому я более всего доверяла. Есть среди гугенотов один человек, к которому я была привязана, есть и среди вас девушка, которую я любила более других. И она предала меня! Она предала вас! Она все придумала, устроила, подготовила эту резню! Хотела, чтобы королева осталась одна, без опоры, без друзей! Осуществляя свои чудовищные замыслы, она указала убийцам на вас! Да! Выбор ее был верен! Из ста пятидесяти девушек она выбрала самых преданных, самых достойных, самых беспощадных! Она выбрала вас! Имя гнусной предательницы — Алиса де Люс!
— Алиса де Люс! Прекрасная Горянка! — в бешенстве закричали фрейлины.
И разразилась буря: вопли, угрозы, проклятия. Засверкали вытащенные из-за корсажей кинжалы. Екатерина, мертвенно бледная, застывшая неподвижно в своих черных одеждах, словно гений зла, созерцала эту бурю ненависти. Наконец вопли утихли, и королева продолжила:
— Человек, по указанию Алисы де Люс взявшийся организовать резню, — граф де Марильяк, лицемерный гугенот, которого я считала другом… Сегодня ночью, выйдя из церкви, вы направитесь в мой новый дворец и пробудете там до воскресенья. Никому не выходить из дворца, кто ослушается — накажу жестоко. В воскресенье угроза вашей жизни исчезнет,
После этих слов в церкви воцарилась зловещая тишина, и довольная Екатерина улыбнулась.
— Отдаю их вам! — сказала королева. — Но, слушайте внимательно, сюда придет еще один человек, слуга Божий. Он знает о предательстве, и ему поручено покарать убийц. Если они падут от его руки, значит, их поразит рука Господня… Так хочет Бог, и так хочу я! Преподобный Панигарола будет орудием Господа и отомстит за вас. Вы в это время не показывайтесь, стойте у главного входа. Я так приказываю! Но если Панигарола испугается… если рука его дрогнет… Если Алиса де Люс и Марильяк начнут защищаться… Тогда, дети мои, вступите в бой и довершите начатое… Я дам вам сигнал вот этим…
И королева вынула из футляра кинжал и подняла над головой крест рукояти.
— Вот знак, дети мои! — произнесла Екатерина, и слова ее гулко отдались в тишине церкви. — Я подниму кинжал и крикну: так хочет Бог!
Екатерина произнесла последние слова с такой злобой и ненавистью, что испуганные девушки на мгновение отшатнулись. Но тотчас же, словно увлекаемые общей волной ярости и мщения, воздели вверх, Вытянув руки, кресты рукоятей и в едином вздохе произнесли:
— Так хочет Бог!
Внезапно все стихло, погасли факелы над алтарем и наступила полная темнота. Охваченные суеверным страхом девушки опустили головы, а когда подняли глаза, увидели, что королева медленно спускается по ступеням алтаря.
Потрясенные фрейлины, с трепетом в душе, рожденным смешанным чувством ярости, желания отомстить и мистического ужаса, толкая друг друга, кинулись к главному входу, торопясь занять место, указанное им королевой.
Там они затаились с кинжалом в руке.
XVII. Монах и новобрачные
Прошло двадцать минут. Порывы ветра, свистевшего в монастырском дворе вокруг огромной церкви, заставляли почувствовать, какая глубокая тишина царила внутри. Весь вечер над Парижем сгущались тучи, и вот буря, кажется, пришла.
Пробило одиннадцать, потом полдвенадцатого. К главному алтарю подошел мужчина и зажег четыре свечи, две справа и две слева от дароносицы. Мужчина был бледен и ступал нетвердо. Обернувшись, он увидел королеву, замершую в молитвенной позе.
— Мадам… — прошептал он.
Королева не отзывалась, и мужчина, коснувшись ее плеча, произнес:
— Екатерина!..
Королева подняла голову, взгляд ее был страшен.
— Рене… — проговорила она. — Все готово? Астролог Руджьери (а это был именно он) умоляюще протянул к Екатерине руки:
— Мадам, мне кажется, я вижу ужасный сон. Вы пощадите его, правда? Пощадите, моя королева! Пощадите нашего сына!
Екатерина встала с колен.
— Рене, — обратилась она к астрологу, — клянусь Богом, что слышит нас, сегодня я хотела его спасти… я расспросила Алису… и вырвала у нее признание… Правда ужасна, мой друг. Деодат не только знает, что он — мой сын, но и не держит язык за зубами. Алиса де Люс знает мою тайну, а откуда ей все известно? Конечно, от Деодата… Если я позволю им ускользнуть, Бог знает, что они попытаются сделать, владея такой тайной? Нет, Рене, тут уж не до жалости… Ты и сам знаешь, что он приговорен… помнишь, тебе было видение: мертвый Деодат с раной в груди?