Эра Огня 5. Мятежное пламя

Криптонов Василий Анатольевич

Мы с законником одновременно прищурились на Авеллу и одновременно увидели одну и ту же надпись:

Собственность:

— Остров 1 шт;

— Дом Каменный страж

— Понял? — торжествовала Натсэ. — Иди к Тарлинису и возвращайся с мешком золота! Или я ославлю его на весь Материк, как нарушителя кодекса! Получал картинку с Гетаиниром? Вот что мы умеем! Представь такую же с Тарлинисом. Все узнают, какова цена чести...

— Вот он!!! — От громового

рёва госпожи Калас задрожали стены; она увидела меня. — Этот безродный выскочка, сбивший с толку моего мальчика! Теперь ты доволен? Доволен, убийца?! Ямос был прекрасным мальчиком, пока не познакомился с тобой! Ты впустил в его жизнь разврат и похоть, погубившие его!

Это было настолько неожиданно, что даже не обидно. Я вспомнил ночь в общежитии, когда мы с Натсэ из-за чего-то в очередной раз поссорились. Она лежала на полу, я — на койке. А на соседней койке Ямос и Тавреси занимались чем-то, подозрительно напоминающим разврат и похоть...

— Мне очень жаль, — сказал я машинально, не зная, чем ещё успокоить эту женщину. Оправдываться казалось нелепым. Я понимал, что ей просто нужно кого-то обвинить, чтобы пережить горе. Она и без горя-то была не самой приятной дамой в мире, а теперь...

— Ему жаль! — Госпожа Калас вырвалась из рук Алмосаи, виновато глядевшей на Лореотиса, и подскочила ко мне. — Ничего тебе не жаль! Это мне жаль! Жаль, что ты вернулся! Сидел бы и дальше там, куда тебя вышвырнуло! Из-за тебя весь мир превратился в кошмарный сон. Из-за тебя Ямос...

— А ну, молчать! — рявкнул Лореотис, и несколько секунд после его вопля звенела оглушительная тишина. — Война. Времени на сопли — нет. Сволочь, убившая Ямоса, сидит в тюрьме. Поймал его лично Мортегар, но благодарности не просит, он у нас скромный. А прежде чем плевать обвинениями в лицо главе клана Огня, я бы на вашем месте тридцать раз глубоко задумался. Захочет ли, например, клан Земли ценою мира защищать ваш полудохлый род.

Госпожа Калас побледнела. Мне казалось, она сейчас чувств лишится.

В дверь негромко постучали. Зован, стоявший ближе всех, открыл, и в гостиную вошла Тавреси. Выглядела она ужасно. Растрёпанная, с красными глазами, из которых до сих пор струились слёзы. Грязная измятая одежда, трясущиеся руки.

— Мать из вас была дерьмовая, — продолжал Лореотис. — Этого уже не исправить. Но сделать хоть что-то хорошее никогда не поздно.

Он повернулся к Тавреси, взялся за ошейник и что-то зашептал. Тавреси, сообразив, что происходит, в испуге шарахнулась, но куда ей было тягаться силами с рыцарем. Сквозь сжатые пальцы пробилось пламя, запахло палёной кожей, и вот ошейник, пережжённый в одном месте, упал на пол. Авелла потёрла лоб рукой — видимо, исчезла запись об обладании рабыней.

— Эту девушку ваш сын любил, — сказал Лореотис, вновь повернувшись к госпоже Калас. — Любил настолько, что признал её ребёнка и взял на себя ответственность. Мёртвых не вернуть. Но если хотите в кои-то веки сделать для сына хоть что-то хорошее — вы примете её, как дочь. И я не желаю выслушивать чушь об отсутствии магических способностей, разврате, похоти и прочем дерьме. Я — рыцарь

Ордена Рыцарей Земли, мы — веками являли собой образец чести и достоинства. И если я говорю, что должно быть так, значит, должно быть так. — А ты! — Он повернулся к Тавреси, державшуюся за горло обеими руками. — Волею Стихий ты стала матерью. Так молись же Стихиям, чтобы мы сумели вернуть твоего ребёнка живым и здоровым. Мы пойдём в Огонь за ним, и, вполне возможно, не все вернёмся. А тебе лишь нужно верить и ждать. Жизнь продолжается. Враг — внизу. Давайте хотя бы здесь не будем изводить друг друга.

Никогда бы не подумал, что от Лореотиса услышу такую речь. Сразу вспомнилось и то, что он гораздо старше меня, и то, что он — из клана Огня, пережил его падение и встал на ноги.

Тавреси и госпожа Калас притихли, глядя друг на друга. Напряжённые, ощетинившиеся, как два ежа. Я сделал вид, что не заметил, как госпожа Акади, подкравшись к госпоже Калас, легонько подула ей на затылок. Женщина глубоко вздохнула и сказала:

— Иди сюда...

Тавреси робко приблизилась, потупив взгляд. Госпожа Калас, явно преодолевая себя, подняла руки и обняла девушку. Та вздрогнула и тихо заплакала... Я отвернулся. Эта сцена была уже не для чужих глаз.

— Ладно, — сказал вдруг законник рода Кенса.

— Чего «ладно»? — покосилась на него Натсэ.

— Ладно, убедительные аргументы, — развернул он мысль. — Я передам всю информацию господину Тарлинису. Ожидайте его высочайшего решения.

Огневушка, совершенно не проникшаяся пафосом ситуации, потянула меня за рукав и шепнула на ухо:

— Хозяин, я есть хочу. Можно я сварю супу?

— Можно, иди, — кивнул я. А сам посмотрел на мудрых старцев. Вот и пришло время расставить точки над... Ну, над иероглифами здешнего языка точки не ставились, так что пусть будет просто: расставить точки.

***

— Итак, — сказал я, сделав глоток свежесваренного кофе. — Я только один семестр отучился, и то не полностью, и то... мог бы и получше.

— Это нам ведомо, — кивнул старец в чёрном плаще. — Похвально, что вы признаёте своё невежество и не стесняетесь обращаться за знаниями. В том я вижу признак зрелого ума и черту, достойную правителя.

— Спасибо! — Я приподнял чашку в знак чего-то. — Когда я учился в подводной академии, нам задали доклад по «теории Четырёх Сердец». Тогда у меня голова была забита другим... В общем, я мало что понял, да и сведения были какими-то размытыми. Сейчас мне бы хотелось узнать об этом всё. Четыре Сердца — это какая-то метафора, или это стоит понимать буквально?

Старцы переглянулись. Один из них, облачённый в тёмно-зелёные одежды, откашлялся:

— Что ж, коли вы заговорили о подводной академии, будет справедливо, если начну я. Отвечая на ваш вопрос, сэр Мортегар: нет, теорию Четырёх Сердец не стоит принимать, как метафору. Метафоры — удел поэтов, а теория эта далека от литературы. Она идёт от истории и магической теории. Но мы говорим о делах давно минувших дней, и потому в них много неясностей.

— Ну хоть что-нибудь, — подбодрил я его и сделал ещё один глоток.