Эра прогрессивизма. Том I
Шрифт:
Наваждение схлынуло и осталось только решить вопрос с тем, как вообще убраться отсюда, ведь все это нереально! В реальности я плыву на корабле! На парусном судне, с которого меня хотели выкинуть за борт, посчитав за труп!
Ах! Я же и был трупом! Я же умер!
Стоило опять предаться самокопанию и потерять нить реальности, как я вновь смотрю на мир глазами мальчишки, которого завораживал вид того, как смерть неслась к нему с небес, а он даже не мог пошевелиться! Смерть, что совсем недавно забрала у него мать, сейчас летела прямо в него. А он только этого и ждал.
Секунда, две и его не станет — но нет!
Флашетты стальным дождем сыпались на землю, пробивая черепицу крыш и сбивая с ног не успевших спрятаться людей,
Мне было страшно слышать свист последних и уже порядком припозднившихся стальных стрелок, а вот Богдан уже не боялся — его даже вдохновляли эти бомбежки. Да и сейчас лучшее время для того, чтобы раздобыть немного еды. Все жители близлежащих домов спешат в подвалы и коллективные бомбоубежища, так что даже есть шанс перехватить чего-нибудь горячего. Вдруг воздушная тревога вырвала кого-то прямо из-за стола с ужином? Такое уже встречалось и не раз, и ни два Богдан ужинал как белый человек под звуки трещащего от огня дерева и взрывы авиационных бомб. Нужно лишь подождать, пока все разбегутся по убежищам и тогда можно будет начать обходить квартиру за квартирой, проверяя, не оставил ли кто недоеденную тарелку горячего супа на столе.
— Нужно лишь немного подождать, — шептал я себе. — Тем более, огненный дождь из зажигательных бомб все ближе и ближе, а это значит, что осталось совсем немного и улицы скоро опустеют. А точнее — вымрут.
Богдан уже практически ничего не боялся — жизнь отучила. Ни близкие взрывы авиационных бомб, ни длинные пулеметные очереди, проливавшиеся на землю свинцовым дождем, не могли его испугать. Единственно, что его настораживало — применение зажигательных снарядов, от которых тут и там вспыхивали яркие пожары. Умереть от близкого взрыва бомбы ему было не страшно, а вот участь сгореть в пожаре его немного пугала. Слишком уж глубоко засел в его памяти тот пожар в Берлине. Подробностей произошедшего он не помнил, но вот настороженное отношение к огню останется у него навсегда. В особенности те капли белого фосфора, что разлетаются на десятки метров от места падения и прожигают все на своем пути...
Улицы опустели, и лишь Богдан все так же неподвижно стоит и смотрит в уже пустое небо. Но сигнала отмены воздушной тревоги все еще нет и долго не будет — значит, пришло время пройтись по ближайшим домам. Тут он еще не был, слишком богатый квартал и если бы не суматоха с немцами у самого Парижа, то он бы сюда и не попал — жандармы всегда сторожат богатые районы города, охраняя их от бродяжек. Но сейчас такого количества жандармов просто нет — большая часть полицейских охраняют уже сам Париж от немцев, так что нет и никаких проблем с тем, чтобы бродить где хочешь. И в первом же доме по правую руку не закрыта входная дверь, а на столе остатки трапезы, уже успевшие остыть.
— Ну, луковый суп, так луковый суп... — шепчет себе под нос Богдан, рассматривая содержимое керамической супницы. — Бывало и хуже.
Именно такими были бомбардировки Парижа, пропущенные через призму восприятия тринадцатилетнего пацана. Вдохновляющими и богатыми на добычу. Лишь огонь пугал пацана, бегущего от войны.
Суп был вкусным, а вот реальность в очередной раз разочаровала.
Индикатором того, что видения закончились, стала боль. Тупая, ноющая и в то же время пульсирующая боль. И болело все тело, начиная от пятки и заканчивая макушкой. А еще непроглядная темнота и мерное качание корабля на волнах. Ну и что, кроме реальности, это могло быть? Даже капли от зажигательных бомб жалили не так сильно, как морская качка, каждое колебание которой словно кувалдой било мне по голове.
Я лежал на чем-то очень мягком и на столько же вонючем. Пахло тухлой рыбой, морской солью и нечистотами. Последнее вполне возможно и от меня, вряд ли тут найдется сестра-сиделка, что
Воспоминания нахлынули неудержимым потоком, ломая все на своем пути и вновь стирая грань между реальностью и вымыслом. Но я смог удержаться и не свалиться в водоворот видений и галлюцинаций. Я выдержал и остался здесь, в реальности, или же в очередном видении, казавшимся мне реальностью. После собственной смерти я уже не был ни в чем уверен... Мне нужен маяк, который будет служить индикатором того, где именно нахожусь, так почему бы кораблю не стать той самой путеводной звездой?
Это реальность, это точно реальность!
После белых вспышек фосфора глаза очень долго привыкали к темноте. Казалось, что серебристые росчерки намертво отпечатались у меня на сетчатке и теперь со мной до самой смерти, но нет. Чем больше я был в сознании и надеюсь что в реальности, тем четче становилось мое зрение. Белые полосы исчезали одна за одной, давая возможность подробнее осмотреть свое окружение. И это определенно был трюм корабля, что в очередной раз намекало на реальность всего происходящего.
Тут еще и звук включился — скрип корпуса судна и удары волн. Попробовал сжать кулаки и пощупать на чем же я лежу, как все вышло с первого раза. Грубая ткань, сплетенная из толстых ниток, слабо поддавалась моим попыткам скомкать ее, но главное я узнал — осязание есть и работает. Осталось только попытаться сесть.
Но сесть и вообще поднять туловище, оказалось для меня непосильной задачей.
А вот голову я поднял и даже немного поводил ей из стороны в сторону, рассматривая интерьер. Темнота отступила и стали видны подробности. И если тюки и ящики, чьи очертания я с трудом различал, мне были не интересны, то вот человек, что лежал буквально в метре от меня, привлек мое внимание. И как я его только рассмотрел? Ведь он во всем темном, лишь белое лицо и кисти рук слегка видны. Чудо, не иначе. Вот именно его внимание я и попробовал привлечь, прочистив горло. Вот только я и не заметил, как все звуки вновь исчезли, оставив меня в абсолютной тишине. Пропало все — и скрип корпуса и удары волн и даже мое надсадное дыхание. Очередные фокусы этого тела, не иначе! Однако, обижаться все еще рано — я жив, а это главное! Для того, кто совсем недавно умер, я итак слишком хорошо себя ощущаю!
Не получилось позвать — дотронусь рукой.
Дотронуться рукой оказалось еще сложнее, чем встать.
Сначала ее нужно было хотя бы почувствовать и поднять, что удалось со второй попытки. Но стоило мне рассмотреть тыльную сторону ладони, как рука упала, вновь превратившись в безжизненный кусок плоти. А все дело в пальцах! У меня теперь полный набор пальцев, все пять на месте. И это действительно страшно, даже не верится, что вокруг все еще реальность, анне очередной сон. Страшно от того, что через мгновенье декорации сменяться и мои пальцы исчезнут, вновь станут обрубками с пластиковыми заглушками портов подключения аугментики. Но еще страшнее было попытаться пошевелить средним и безымянным на правой руке — вдруг они не откликнуться? Вдруг за годы жизни без них мой мозги забыл, как ими нужно управлять?
Пальцы согнулись и разогнулись безо всяких проблем, что сразу же принесло мне облегчение. Осталось разобраться со всей остальной рукой и привлечь внимание соседа.
И с этим были небольшие трудности.
Нужно было не только вытянуть руку в сторону, но и повернуться на левый бок. И если поворот дался мне относительно легко, то вот забросить правую руку прямо в лицо соседу... Именно забросить, потому как рука не слушалась и обвисла словно плеть. Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы выбросить правую руку из-за спины и попасть в намеченную точку, но в определенный момент на мгновенье контроль над рукой вернулся и я сделал это. Хлопнул ладонью прямо по лицу, чем напугал парня, который вскочил на ноги и ударился головой об низкий потолок.