Эра Стрельца
Шрифт:
– Тогда это суперважный свидетель, потому что мог видеть убийцу. Хотя… Тела нашли спустя два часа. Два часа! Кто-то из соседей? Все-таки Лана? Деньги надо найти.
– Вот и ищи. Раз Сергеев поручен тебе, то и деньги его – на твоей совести. Иди, работай.
– Есть!
Машинально Алексей взглянул на часы. Рабочего дня осталось не так уж много. Что сделано полезного? Жизнь состоит из сна, еды и проблем. Пашины деньги – это проблема. Отныне проблема Алексея Леонидова. Сон – это «Титаник». Который надо таки досмотреть до конца. Что же касается еды… Придя к себе в кабинет, он уселся поудобнее, придвинул телефонный аппарат и снял трубку.
– Добрый день! – раздался в трубке жизнерадостный женский голос. – Компания «Северная звезда» слушает!
«Компания – это два человека. А три – уже толпа, – подумал Алексей. – У них на фирме работают шесть человек. Три компании. Или две толпы. Надо говорить: „Компании “Северных звезд” слушают! Либо: «Толпы “Северных звезд” во внимании! Почему не сказать фирма?“»
– Лялю пригласите, пожалуйста.
– Это я.
Он никогда не узнавал по телефону ее голос. Не отличал Лялю от других менеджеров. Либо не хотел отличать? Задачка по психологии.
– Привет, зайчонок, это я. (Привет тебе, моя сдобная булочка!)
– Привет-привет. Объявился, пропащий!
– Работы много, извини.
– Ты всегда так говоришь, – обиженно сказала Ляля.
Виноватая пауза. Он был мастер по таким паузам, виноватым. Без слов, но с душою. Ляля тоже молчала, сопела в трубку.
– Я тебя не отвлекаю? – вкрадчиво спросил он.
– Какое там! У нас тишина. Клиентов мало, того и гляди закроемся! Ляжем на дно.
– Начальство не будет выговаривать, что отвлекают неслужебными разговорами в рабочее время? – гнул свою линию он.
– Шеф в банке. Сегодня вряд ли объявится.
– Ага! Застрял в Бермудском треугольнике банков! Знакомая песня!
– Чего-чего? Все шутишь, Леша?
– Как насчет встретиться?
– Где?
– Если ты думаешь, что за три дня, которые мы не виделись, я разбогател…
– Понятно. На ресторан денег по-прежнему нет, – вздохнула Ляля. – У меня. Что, макароны надоели?
– Откуда знаешь?
– Я тебе звонила. Разговаривала с мамой.
Вот даже как! Его поймали! Обложили флажками! Это конец. Остается поджать хвост и дать надеть на себя ошейник. Машинально он потер шею. Стало душно. Надо бы открыть окно, там сырость. Уже осенняя. Сырая осенняя свобода. Черная шляпа, поля которой скрывают солнце. Как грустно! Умер А. С. Серебряков!..
– Когда тебя ждать, Леша?
– В половине восьмого. В восемь. В полдевятого.
– Ночевать останешься?
– Всенепременно.
– Ну целую. Увидимся.
– Пока.
Пауза. Чего она ждет? Леонидов пожал плечами и положил трубку.
После работы он зашел в ближайший гастроном в ожидании новых сюрпризов. Купил бутылку красного вина, коробку шоколадных конфет и мидии.
Ляля его ждала. Не в пеньюаре, что уже приятно. На ее попке туго натянулись джинсы, яркий свитерок подчеркивал пышную грудь. Сдобная булочка. Глазки – изюминки, поверх – сладчайшая глазурь мелированных волос. Стояла непривычная тишина.
Дело в том, что Ляля жила в коммунальной квартире. Комнат в ней было две, в одной обитала она, девушка двадцати пяти лет, в другой – восьмидесятилетняя старуха, наполовину выжившая из ума. Разница в возрасте была причиной
– Что случилось? – шепотом спросил он, переступив порог.
– Умаялась и спит, – отрапортовала Ляля. – Сегодня завещание опять переписала. Родственнички отбыли умиротворенные. Как видишь, никого!
– А я уж испугался.
– Чего?
– Думал, померла.
– Испугался? – удивилась Ляля. – Тебе что, ее жалко?
– Человек все-таки.
– А меня? Меня не жалко?
Леонидов промолчал. Конечно, Лялина жизнь – не сахар. Но ее отношения с престарелой соседкой Алексею не импонировали. Однажды Ляля похвасталась, что довела ту до сердечного приступа. Он представил на месте старушки свою мать и загрустил. Конечно, той не восемьдесят, а шестьдесят, и родственные отношения есть родственные отношения, но… Вот именно! Но! Жить-то им придется вместе! Что будет? Добрая ссора или худой мир? Ляля не терпит присутствия на кухне другой женщины.
– Лешик, ты проходи в комнату, у меня мясо подгорает.
Он прошел следом за ней на кухню, не отводя взгляда от сдобных булочек, обтянутых синей джинсовой тканью. Ляля обернулась и, поймав его взгляд, расплылась в улыбке. Значит, все в порядке! Раб лампы верен своим цепям. А его цепи – это его желания. Которые легко прочитать во взгляде.
– Овощи еще не готовы, мясо доходит в духовке, зато у меня есть куриный суп, – сказала Ляля, помешивая что-то в сковородке. – Будешь?
– Еще бы! – сказал он, принюхиваясь. – Я голоден, как стадо мамонтов после столетней спячки!
– Иди, руки мой, мамонт.
В этот момент Алексей был готов выполнить все ее желания…
Минут через десять он с упоением ел куриный суп и разглядывал женщину, сидящую напротив. Жена… Яркая, нахальная (можно мягче: с характером), предприимчивая баба. Тьфу ты, черт! Он невольно покраснел и уткнулся в тарелку с супом. Ляля обожала красить ногти ярко. Цвет лака никогда не совпадал с цветом губной помады. Да и трудненько таковую подобрать. Сегодня ногти были сиреневые. От нетерпения Ляля постукивала ими по клеенке, которой был застелен кухонный стол. Раздавалось неприятное клацанье. Алексей не мог понять: что с ним происходит? Почему вдруг начал обращать внимание на такие мелочи, как ногти? Ляля… Нора…
– Вкусно? – ласково спросила девушка.
– А то!
– На второе у нас жаркое. И тушеные овощи. Для меня, – скромно опустила глаза Ляля. Она сидела на диете.
– Да брось ты! Все у тебя в порядке. Я тебе это говорю.
– Вот ты, Лешка, неужели не боишься, что у тебя появится животик? После тридцати мужчины полнеют, ты знаешь?
– Ну, мне это не грозит.
– Это почему?
– Потому что стресс – лучшая диета. А работа у меня такая, что я постоянно ее придерживаюсь. Кстати – дарю. Можешь попробовать, никем не запатентовано, мое собственное изобретение.