Эрагон.Наследие

Паолини Кристофер

Более всего Эрагона смущало то, что ни у кого из них не действует магическая защита. Он вспомнил то Сло­во — что бы оно ни обозначало, — и страшное подозрение возникло в его душе. А за ним — и безнадежность. Несмо­тря на все их заранее продуманные планы, несмотря на все их тревоги и страдания, несмотря на все их жертвы, Гальбаторикс взял их в плен с той же легкостью, с какой жестокий хозяин складывает в шапку выводок новорож­денных котят, чтобы их утопить. И если подозрение Эра­гона имело основания, значит, этот бывший Всадник об­ладал куда большим могуществом, чем это можно было предположить.

И все же они не были совершенно беспомощны. Их мысли, их сознание пока что принадлежали

им самим. И насколько мог судить Эрагон, в какой-то степени они по-прежнему могли пользоваться магией, а значит…

Он вдруг почувствовал, что Гальбаторикс смотрит пря­мо на него.

— Значит, это ты доставил мне столько неприятностей, Эрагон, сын Морзана. Мы с тобой давным-давно должны были бы встретиться. Если бы твоя мать не проявила та­кой глупости и не спрятала тебя в Карвахолле, ты бы вы­рос здесь, в Урубаене, как сын знатного семейства, и обрел бы соответствующее богатство и ответственность, с таким положением связанную. Ты не тратил бы время зря, вместе с варденами копаясь в грязи. Но, как бы то ни было, теперь ты здесь, и все это, наконец, станет твоим. Все это принад­лежит тебе по праву рождения, это твое наследие, и я поза­бочусь, чтобы ты его получил. — Он вглядывался в Эрагона со все возрастающим вниманием, а потом сказал: — Ты, по­жалуй, больше похож на мать, чем на отца. А вот у Мурта­га все наоборот. Впрочем, это неважно. На кого бы из сво­их родителей вы ни были похожи, по справедливости ты и твой брат просто обязаны служить мне, как это делали и ваши родители.

— Никогда! — прошипел Эрагон сквозь стиснутые зубы.

Тонкая усмешка искривила губы Гальбаторикса.

— Никогда? Это мы посмотрим. — Он посмотрел на Сап­фиру: — А ты, Сапфира? Тебя я рад видеть более всех моих сегодняшних гостей. Ты отлично выглядишь и стала впол­не взрослой. Ты помнишь это место? Помнишь мой голос? Я немало ночей провел в беседах с тобой и другими дете­нышами, находившимися в яйцах. Я заботился о вас, даже когда еще только утверждал свое господство в Алагейзии.

«Я… я кое-что помню», — сказала Сапфира, и Эрагон передал ее слова Гальбаториксу. Сама она не захотела мысленно общаться с ним. Впрочем, и Гальбаторикс ей бы этого не позволил. То, что их мысли оставались независи­мыми друг от друга, лучше всего защищало их обоих, пока дело не дошло до открытого противостояния.

Гальбаторикс кивнул.

— И я уверен: ты еще многое сумеешь вспомнить, когда подольше пробудешь в этих стенах. Ты, возможно, в те вре­мена этого и не сознавала, но большую часть своей жизни ты провела в комнате, которая находится неподалеку от­сюда. Это твой дом, Сапфира. Твой родной дом. Здесь ты построишь свое гнездо, здесь отложишь свои яйца.

Сапфира прищурилась, и Эрагон почувствовал в ее душе некое страстное желание, смешанное с обжигающей ненавистью.

А Гальбаторикс продолжал говорить, обращаясь уже к Арье:

— Арья Дрёттнингу, похоже, судьба сыграла с тобой злую шутку. Вот ты и сама сюда явилась. Помнишь, как я когда-то приказал тебя сюда доставить? Тебе пришлось идти окольным путем, но ты все же оказалась здесь. Да к тому же пришла по собственной воле. Я нахожу это до­вольно забавным. А ты?

Арья лишь крепче сжала губы и ничего не ответила.

Гальбаторикс усмехнулся:

— Признаюсь, достаточно долго ты была для меня на­стоящей колючкой в заднице. Ты, правда, причинила мне несколько меньше неприятностей, чем этот смутьян Бром, но тоже времени даром не теряла. Можно было бы даже сказать, что вся эта ситуация — это, в известной степени, твоих рук дело. Ведь это ты отправила яйцо Сапфиры Эра­гону. Но я не держу на тебя зла. Если бы не ты, Сапфира могла и вообще не проклюнуться,

а я не смог бы выманить последнего моего врага из его логова в Карвахолле. Уже за одно это я должен быть тебе благодарен. Теперь ты, Эльва, девочка с печатью Всадника на лбу, отмеченная драконами и благословенной способностью воспринимать боль ближ­него и чувствовать все то, что имеет намерениепричинить ему болы Как ты, должно быть, страдала из-за этой непро­стительной ошибки! Как презирала всех за их слабость, ибо была вынуждена волей-неволей разделять с ними все их беды! Впрочем, вардены весьма убого использовали твои возможности. Но ничего. Сегодня я положу конец всем сражениям, которые так истерзали твою душу, и тебе больше не придется терпеть чужую боль, чужие страдания и чужие ошибки. Это я тебе обещаю. Порой, возможно, и мне понадобится твое умение, но в основном ты сможешь жить в мире и покое и заниматься всем, чем твоей душе угодно.

Эльва нахмурилась; было заметно, что предложение Гальбаторикса искушает ее неокрепшую душу. Слушать его, понял Эрагон, может быть, не менее опасно, чем слу­шать Эльву.

Гальбаторикс помолчал, водя пальцем по украшенной финифтью рукояти своего меча и поглядывая исподлобья на Эльву и Эрагона. Затем он повернулся в том направле­нии, где в воздухе плавали невидимые глазу Элдунари, и на лицо его набежала мрачная тень.

— Передай мои слова Умаротху в точности так, как я произнесу их, — сказал он Эрагону. — Мы с тобой снова встретились, как враги, Умаротх, хоть я и был уверен, что убил тебя тогда, на острове Врёнгард.

Умаротх ответил, и Эрагон уже начал передавать его ответ вслух:

— Он говорит, что… — Но тут вмешалась Арья и закон­чила вместо него:

— Что ты убил лишь его тело.

— Ну, это-то очевидно! — воскликнул Гальбаторикс. — Где же Всадники прятали тебя и тех, что явились с тобой? На Врёнгарде? Или где-то еще? Мои слуги — да и сам я — самым тщательным образом обыскали руины Дору Арибы, но ничего там не обнаружили.

Эрагон колебался, не решаясь произнести вслух ответ Умаротха, поскольку этот ответ наверняка разозлил бы Гальбаторикса, но выбора у него не было:

— Он говорит, что… никогда по своей воле тебе об этом не расскажет!

Гальбаторикс так насупился, что брови его совсем со­шлись на переносице.

— Это он сейчас так говорит. Ну что ж, достаточно ско­ро он все мне расскажет — хочет он этого или нет. — Галь­баторикс погладил рукоять своего ослепительно-белого меча. — Я взял этот меч у его хозяина, Всадника Враиля, когда убил его в той сторожевой башне, что смотрит на до­лину Паланкар. Враиль дал своему мечу имя Ислингр, что означает «Приносящий Свет», но я решил, что ему больше подходит имя Врангр.

«Врангр», «искаженный, неправильный», и тут Эрагон был, пожалуй, согласен: это имя больше подходило мечу, который теперь служил человеку, убившему его хозяина.

У них за спиной раздался глухой удар, и Гальбаторикс улыбнулся.

— Ага! Вот это хорошо. Итак, вскоре к нам присоединят­ся Муртаг и Торн, тогда-то мы и начнем настоящие перего­воры. — После этих его слов в зале послышался еще один звук, более всего напоминавший шелест сильного ветра и исходивший, казалось, со всех сторон. Гальбаторикс гля­нул через плечо и сказал: — Кстати, весьма неразумно с ва­шей стороны было начать атаку с утра пораньше. Я-то уже не спал — я обычно встаю еще до рассвета, — но вы разбудили Шрюкна. А он, если его не вовремя разбудить, становится весьма раздражительным; а когда он раздражен, то обычно закусывает людьми, желая себя утешить. Моя стража дав­ным-давно усвоила, что Шрюкна нельзя тревожить, когда он отдыхает. Жаль, что вы не последовали их примеру.