Эрбат. Пленники судьбы
Шрифт:
— Кто — одиннадцатый? — не понял Кисс. — Нас здесь всего трое, с тобой — четверо…
— Меня звать Одиннадцатый…
— А почему именно Одиннадцатый? — чуть удивленно спросил Кисс.
— Не знаю… Мне сказали, что это и есть мое имя…
И в этот момент до меня донесся запах подгорающего мяса.
— Кисс, — ахнула я. — Кисс, мясо!..
— А!.. — Кисс вскочил с места, сдернул с огня ветрел, и, обжигаясь, снял с него поджарившиеся лепешки и чуть подгоревшее мясо. — Я с вами, болтушками, мясо чуть не проворонил!.. Сам уши развесил, хорошо
— Что?
— Спрашиваю: ты с нами поешь? Все горячее, даже держать трудно…
— Что?
— Да ничего! Забирай свою порцию — и Кисс протянул сидящему горячую лепешку и чуть ли не половину чуть подгоревшего зайца. — В чем дело?
— Так это… На землю бросить надо…
— Не понял.
— Бросают на землю, а я подбираю… Из чужих рук брать нельзя…
— Это кто тебе такое сказал?
— Ну, там…
— Там, может, и нельзя, а здесь можно. И еду на землю бросать нельзя. Грех. Так что бери и не ломайся.
Человек нерешительно протянул руку, и через мгновение с удовольствием впился зубами в горячий хлеб. Мы от него не отставали, и уплетали свои порции без просьб и лишних разговоров — есть хотелось со страшной силой! Тем не менее, краем глаза я рассматривала подошедшего — ну, хоть зубы и руки у него нормальные, ничем от наших не отличаются. Вон, мелкие заячьи косточки на его ровных белых зубах едва ли не перемалываются. И еще этот изуродованный парень совсем молод: ему всего лишь немногим больше семнадцати-восемнадцати. Совсем мальчишка… Кстати, внешне он довольно привлекательный: высокий, с правильными чертами лица и красивыми серыми глазами, да еще и окруженными длинными пушистыми ресницами. Таким глазам и ресницам позавидует любая девушка…
— Кстати, спасибо тебе, что избавил нас от крыс — сказала Марида. — Мы уж думали — все…
— Это не крысы — проглотил парень кусок. — Это а'хаки. Мерзкие твари.
— Э, парень! — Марида удивилась, да и Кисс вопросительно поднял брови — парень ответил ведунье на языке Харнлонгра. — Ты понимаешь этот язык?
— Я говорю на многих языках — теперь парень перешел на язык Славии. — На очень многих. Меня этому учили… Там…
Понятно, где его обучали, как понятно и то, что парень не желает говорить об этом. Ладно…
— Значит, этот не крысы. Ну, мы это поняли… Слушай, а зачем ты за нами шел?
— Не знаю…
— А одежда твоя где?
— Потерял…
— Как же ты теперь ходить будешь?
— Не знаю…
Что ж, интересным собеседником его не назовешь. А парень не поворачивается к нам спиной — значит, или боится чего-то, или опасается того, что мы его оттолкнем, когда увидим на спине пришельца это «украшение», которым его наградили колдуны…
— Вы кто такие? — внезапно спросил он нас.
— Как тебе сказать… — пошевелил палочкой в костре Кисс. — Ну, если коротко: мы стараемся сбежать из этой страны.
— Куда?
— Туда, где нет колдунов, и где жизнь несколько иная. Может,
— А разве такое бывает?
— Если б не было, то мы бы отсюда не бежали. Но сейчас за нами погоня.
— Это я понял, когда увидел а'хаков.
— Это так ты называешь тех крыс, что нас догнали?
— Это не крысы.
— Ну, суть та же… Кстати, еще раз спасибо тебе огромное, что ты нас от них избавил.
— Так вам с ними все равно было бы не справиться.
Хм, подумалось мне, это не предположение. Он в этом совершенно уверен.
— Ты раньше уже видел как кусают эти… а'хаки? — не выдержала я.
— Да. Потому и говорю — вам с ними не справиться. Очень быстрые. Они и меня самого не раз кусали. И каждый раз меня за это наказывали.
— За что?
— За то, что они оказывались более быстрыми, чем я. А я должен быть быстрей всех.
— Для чего?
— Не знаю. Но я должен делать все, что мне прикажут, и делать это хорошо, иначе меня вновь накажут.
— Ну, парень, тебя, по-моему, сейчас вряд ли кто накажет! — усмехнулся Кисс. Он, кажется, несколько неприязненно относился к этому изуродованному человеку. — Ты, друг, сейчас и сам кого угодно накажешь, причем так, чтоб другим неповадно было.
— А разве это возможно?
— А разве нет?
— Не знаю… Я об этом не думал…
— Расскажи что-нибудь о себе — попросил Кисс.
— Зачем?
— Затем, что ты к нам подошел не просто так. Если хочешь идти с нами дальше, то мы должны хоть что-то знать о тебе…
— Для чего?
— Вот что… — вмешалась Марида. — Нам просто хочется иметь представление, кто ты такой… Родители у тебя есть?
— Не знаю… Не помню…
— Но хоть что-то о себе ты должен помнить?
А я тем временем прошлась по памяти парня… Увы, но он прав: там поставлена самая настоящая блокировка, которую я просто побоялась трогать — неизвестно, к чему может привести одна лишь попытка ее снять или нарушить…
— Я, наверное, всю жизнь провел один…
— И все же постарайся хоть что-то вспомнить о своем прошлом…
— Зачем?
— Вот заладил!.. Неужели так трудно ответить на наш вопрос?
Помолчав, парень заговорил. Да, кажется, были у него раньше какая-то родня, может даже отец и мать, только он их совсем не помнит. И были ли они у него вообще, родители? Много лет, почти всю свою жизнь, он одиноко жил в какой-то маленькой темной комнатке без окон, память о которой все время с ним… Кажется, эта комнатка находилась где-то глубоко под землей… Еще он помнит, что с ним всю жизнь что-то проделывали, постоянно куда-то водили, чему-то учили, а если он пытался сопротивляться, тот его наказывали. И это продолжалось бесконечно, всю жизнь… Потом его повезли куда-то в закрытой клетке, и он увидел солнце, горы и траву… Затем в его памяти — настоящий провал, а когда пришел в себя, то обнаружил, что остался один. Именно с тех пор он и ходит вдоль дороги… Вот и все, больше ему нечего сказать нам…