Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
Он остановился и огляделся.
— Понимаю, — произнес примарх Первого Легиона. Его лейтенанты стояли за спиной у дверей. Он кивком головы отпустил их.
— Оставьте нас, — приказал Жиллиман Городу. Телохранители развернулись и закрыли двери.
Двое примархов впервые остались вдвоем.
— Крепость Геры — подлинное достижение, брат, — тихо произнес Лев. — Она превзошла мои ожидания.
Он улыбнулся и взглянул на Жиллимана.
— Это не было проявлением неуважения, Робаут. Я никогда не сомневался в твоих способностях. Но я трепещу перед твоими достижениями.
Жиллиман скривил губы.
— Я делаю то, для чего был создан, брат, — сказал он. — Для чего мы были созданы.
— Ах вот ты о чем, — пробормотал Лев, словно обдумывая то, что Жиллиман возможно и не знал.
— Крепость надежна, — продолжил Жиллиман немного сухо. — Она служит мне и моему Легиону. Соответствует своему предназначению.
— Она целиком и полностью практична, — ответил Лев. — Настоящее чудо. Не сомневаюсь, что твердыня простоит тысячу лет или дольше. Но ты всегда был прагматиком, Робаут. Ты, а также Рогал. Люди разума, которые руководствуются умом и проверенной информацией, но не эмоциями. Вот почему вы двое командуете лучшими и наиболее эффективными Легионами в человеческом космосе.
Лев постучал указательным пальцем по брови.
— Ты пользуешь холодным рассудком, не позволяя эмоциям влиять на свои суждения. Не как Вулкан и дорогой Феррус, или Джагатай.
— Или Русс, — добавил Жиллиман.
— О, небеса, нет! — засмеялся Лев.
— Помоги мне Терра, Русс.
— Поэтому это, — сказал Лев, указав на длинный стол. — Это удивляет меня. Работа эмоции, а не логики.
Через высокие окна в комнату лился приглушенный послеполуденный свет, обесцвеченный штормом. В центре помещения стоял длинный каменный стол в окружении двадцати одного кресла. Каждое соответствовало размерам примарха и было вырезано из того же горного гранита, что и стол.
На спинках кресел висели знамена. Большое кресло во главе длинного стола было отмечено флагом Терры. На двух креслах знамена были сотканы из белой, неокрашенной ткани и не имели узоров. Оставшиеся восемнадцать принадлежали штандартам Легионес Астартес.
— Это твоя работа? — спросил Лев.
— Тебе смешно? — ответил вопросом на вопрос Жиллиман.
Лев покачал головой.
— Она тронула меня. Ты все еще веришь, что однажды мы все до единого сможем сесть за стол с нашим отцом, как равные и поговорить о делах империи.
— Мы все, — кивнул Жиллиман.
— Ты создал эту комнату в предвкушении такого дня?
— Да, многие годы назад. Из-за этого меня можно счесть сентиментальным? — спросил Жиллиман.
— Нет, брат, — сказал Лев. — Это показывает, что у тебя есть душа.
Он положил руки на спинку одного из кресел с неокрашенным знаменем и оперся на нее.
— Двое никогда не придут, — сказал он.
— И все же их отсутствие должно быть отмечено, — ответил Жиллиман. — Для них необходимо оставить место. Это просто уважение.
Лев выпрямился и медленно указал по очереди
— Другие никогда не займут эти места, разве что в качестве завоевателей, — сказал он.
— Знаю, — ответил Жиллиман. — Но их места должны быть сохранены. Я верю в Империум… В постоянство Империума.
— В то, что он выстоит?
— В то, что он должен выстоять. Что мы должны добиться этого.
— Несомненно, — ответил Лев, — но это вселенная неопределенности. Мы знаем имена многих наших врагов, но не всех.
— Не всех?
— Уверен, что откроется новое предательство.
Лев посмотрел на ниспадающее знамя Пятого Легиона.
— Белые Шрамы? — спросил Жиллиман. — Ты и их подозреваешь?
— Хан непостоянный человек. Кто из нас может сказать, что знает его или доверяет ему? У него мятежная натура, и он сторонится нас. Только один брат был близок к нему, и это Луперкаль. У Хана всегда было много общего с Гором.
— И на этом основании…
— Еще скажи, что в своих теоретических симуляциях ты не учел этого?
Жиллиман промолчал.
— И не делай вид, что ты не проводишь многочисленные симуляции по каждому из нас, Робаут, — усмехнулся Лев.
— Не стану, — ответил Жиллиман. — Ты абсолютно прав. Прогнозы относительно Хана были тревожными. Но никто из нас не слышал ни единого намека на то, что он тоже предал.
— Не слышали, — согласился Лев. — Но до прибытия сюда из варп-шторма, я также не получал подтверждений предательства Магнуса. Об этом сообщил мне ты, получив их совсем недавно. Мы знали, что они пренебрегли Эдиктом, а гончие Русса были спущены, чтобы покарать Магнуса, но никто из нас не знал о страшных последствиях — судьбе Просперо и окончательной опале Пятнадцатого Легиона. Это вселенная неопределенностей. Что еще мы не знаем?
Жиллиман задумался. Затем он повернулся и посмотрел в глаза Льву.
— Ты ясно дал понять, что я — одна из твоих неопределенностей, — сказал примарх Тринадцатого.
— Брат…
— Ты не доверяешь мне и моим мотивам, — продолжил Жиллиман. — Ты прямо сказал мне об этом. Ты подозреваешь меня в предательстве, едва ли не более глубоком, чем измена Гора.
Лев сел на кресло, отмеченное знаменем его Легиона, и положил руки на стол.
— Империум Секундус, — произнес он, глядя на закованные в броню руки. — Ты не отрицаешь того, что строишь второй Империум на трупе первого.
— Это не так, — ответил Жиллиман.
— Нет?
— Нет. Я пытаюсь сохранить огонь. Речь идет не о строительстве империи или борьбе за главный приз. У меня уже есть империя! Ультрамар! Пятьсот Миров! Брат, я делаю это только ради нашего выживания. Терра возможно пала, а наш отец уже может быть мертв. Как бы то ни было, Гибельный Шторм не позволяет нам узнать правду. Я не собираюсь воспользоваться моментом, чтобы получить выгоду и не использую этот кризис в качестве возможности узурпировать власть. Я не Луперкаль.