Еретик
Шрифт:
По приезду в только что замиренную армянскими легионами Александрию Мартин первым делом вызвал Кифу.
— Связь с казначеем Филагриусом налажена? — сурово поинтересовался он.
— Да, святой отец, — склонился монах. — Он уже передал мне деньги на подкуп войск, а я их уже раздал — строго по списку. В первую очередь, Валентину Аршакуни.
— Семья Аршакуни не чувствует себя обойденной?
— Аршакуни удовлетворены, — склонился еще ниже лучший агент Папы. — Валентин уже начал платить солдатам — понятно, что
Мартин возбужденно потер взмокшие ладони. Как только стало ясно, что воспитанная, как армянка, его сестра Мартина не уступит, ее судьба была предрешена. Одна трудность: Мартину могли свалить только сами армяне.
«Как там она сказала? Что взять с педераста?.. — стиснул челюсти Мартин. — Подстилка Ираклова! Тварь!»
— С Теодором говорил?
— Да, святой отец, — улыбнулся Кифа.
— Чему ты улыбаешься?! — взорвался Мартин.
— Полководец Теодор спит и видит, как бы счеты с армянами свести, — посерьезнел Кифа, — а семью Ираклия он ненавидит, словно кровных врагов.
Мартин тяжело выдохнул. Он знал, что Аршакуни законов родовой чести не переступят. Так что лучшего кандидата для самого жестокого удара по семье Ираклия, чем неумный и трусоватый Теодор, было просто не найти.
— А что в Александрийской патриархии? Кто станет новым патриархом, еще не обсуждали?
— Пока нет, — покачал головой Кифа, — но с главными людьми Церкви я разговаривал и уже привел их к мысли, что нужен человек потверже, например, Петр.
Мартин криво усмехнулся. Петр славился несгибаемой патриотической позицией и таким же негибким ограниченным умом. Лучшего кандидата, чтобы развалить то, что нуждается в постоянном компромиссе, просто не было.
— Молодец, Кифа… — с облегчением выдохнул он. — Ты отлично поработал.
— Это еще не все, — покачал головой агент.
Мартин насторожился. В тоне, каким это сказал Кифа, чуялось что-то жутковатое.
— Ну? Говори.
— Елена, — тихо, но внятно произнес Кифа. — Она здесь, неподалеку от Александрии. Практически у меня в руках.
По спине Мартина пронесся ледяной шквал, а пальцы онемели и отозвались множественным покалыванием.
— Открой окно! — хрипло скомандовал он и рухнул на скамью.
Сердце, проклятое сердце… оно все чаще сдавало — в самые важные, в самые ответственные мгновения.
Кифа бросился открывать окно, а когда Мартин подал знак, что может говорить, подошел ближе и склонился над не рискующим вставать хозяином.
— Ты уверен? — выдохнул Мартин.
— Более чем, — кивнул Кифа, — сейчас ее сопровождает некий Симон. Опаснейший тип…
— Симон? — хлопнул глазами Мартин. — Какой Симон? Уж, не амхарец ли?
— Амхарец… — подтвердил агент.
Мартин прикусил губу. Это была Елена — никаких сомнений. А амхарца он знал еще с тех времен, о которых запретил себе даже вспоминать. Тогда, двадцать восемь лет назад,
— Симона убить при первом удобном случае! — приказал Мартин. — Елену доставить мне!
И вот тогда Кифа улыбнулся — нагло и требовательно.
— А как же — я? Папа выполнит данное слово?
— Какое? — насторожился Мартин.
— Он обещал за ее поимку все, что ни пожелает поймавший… разумеется, кроме тиары, — аккуратно напомнил монах.
Мартин прищурился.
— И чего ты хочешь?
Кифа столь смиренно склонил голову, что его тонзура нависла прямо над полулежащим Мартином, и выглядела она вызывающе непристойно.
— Я хочу войти в историю Церкви первым Папой Римским, святой отец…
— Кем-кем? — не понял Мартин.
— Основателем. Самым первым… разумеется, после Спасителя.
Мартин непонимающе моргнул и булькнул смехом.
— Каким таким основателем? Ты что, Писаний не читал? У Иисуса одних учеников было семьдесят два человека!
— Мне все равно, сколько у него было учеников, — упрямо поджал губы монах. — Я хочу стать любимым. И я хочу, чтобы все написанные мной поучения вошли в Святое Писание.
Мартин снова булькнул смехом и не выдержал — расхохотался, от души.
— Но зачем тебе это?! Какая польза? Проси епископат! Тебе дадут…
Монах побледнел и стиснул зубы.
— Мне не нужны сокровища земные. Я хочу, чтобы мое имя было столь же великим, как имя Спасителя, и всегда стояло рядом с Ним.
Похоже было, что он решил это для себя всерьез.
Мартин вздохнул, посерьезнел, не без труда сел, отдышался, встал и, опираясь на плечо Кифы, подошел к окну. Там бушевал невиданный для Египта ветер.
После того, как Мартин, уже познавший сладость любви, попросил о кастрации, для него сокровища земные тоже утратили сладость. Да, этот способ оказался лучшим, чтобы стать невидимкой для ищеек Ираклия и тогдашнего Папы. Мартина, знавшего о Царице Цариц почти все, ищейки просто перестали замечать. И хотя он быстро обнаружил, что достичь восторгов любви можно и с мужчиной, с тех самых пор ему каждую ночь снились только женщины… только они.
— Значит, Кифа, ты хочешь славы? — пробормотал он.
— Вселенской славы, — поправил его монах.
Мартин понимающе кивнул. С тех самых пор, он тоже думал только о славе, лишь о ней. Ибо ничем, кроме вселенских размеров славы, нельзя было затушить бушующего внутри него пламени позора — тоже вселенских размеров.
«Надо же… амхарец жив…»
По иронии судьбы Мартин — все последние годы — курировал поиски остатков секты, к которой когда-то принадлежал сам. Последний — Филоксен, по донесению Кифы, был уничтожен где-то рядом с Верхним Мемфисом. Ну, а с амхарца и с его товарища, как следовало из архивных записей, солдаты империи сняли кожу лет пятнадцать назад на Кипре.