Еретики Дюны

Герберт Фрэнк Патрик

И был ли этот гхола в самом деле драгоценным? Не может ли быть так, что он простая наживка?

Почти перегораживая узкий проход аллеи, рядом с ними был мужчина, призывавший к высокому устройству из вертящихся огоньков.

— Живи! — восклицал он. — Живи!

Луцилла замедлила шаг, чтобы взглянуть на прохожего, отошедшего в аллею и бросившего монетку зазывале, а затем наклонившегося к тазику, в котором ярко светились огоньки. Зазывала также взглянул на Луциллу. Она увидела человека с узким темным лицом туземца Келадана, лишь немногим выше тлейлаксанского Господина. На этом меланхоличном

лице было презрение, когда он подобрал деньги клиента. Клиент поднял лицо от тазика, вздрогнув, потом покинул аллею, слегка спотыкаясь, глаза его были стеклянными. Луцилла узнала это устройство: пользователи называли его гипнобонг, и он был запрещен во многих цивилизованных мирах.

Бурзмали поспешил увести ее прочь от меланхоличного владельца гипнобонга.

Они оказались на боковой улочке пошире, где на углу была дверь в здание, пересекавшее их дорогу. Все вокруг передвигались пешком, ни одного транспортного средства не было видно. На ступенях этой угловой двери сидел высокий мужчина, подобрав колени к подбородку. Его длинные руки охватывали колени, тонкие пальцы были переплетены. На нем была надета черная шляпа с широкими полями, затемнявшими его лицо от уличных светильников, но по одному лишь двойному блику среди теней, отбрасываемых полями его головного убора, Луцилла поняла, что никогда раньше не встречала людей подобной породы. Это было то, о чем Бене Джессерит знал лишь понаслышке.

Бурзмали подождал, пока они не отошли на порядочное расстояние от сидевшей фигуры, чтобы удовлетворить ее любопытство:

— Футар — вот как они себя называют. Они только недавно появились здесь, на Гамму.

— Тлейлаксанский эксперимент, — догадалась Луцилла и подумала: «Ошибка, возвратившаяся из Рассеяния». — Что они здесь делают? — спросила она.

— Колония торговцев, так объяснили местные жители.

— Не верь этому. Это охотничьи животные, которые скрещены с людьми.

— Но, вот мы и на месте, — сказал Бурзмали. Он провел Луциллу через узкую дверь в тускло освещенную харчевню.

Это было частью их маскировки, поняла Луцилла: делай то, что делают все другие в этом квартале, но ей отнюдь не светила перспектива поесть в этом месте — нисколько, если судить по доносящимся запахам.

Здесь явно только что было много народу, но, когда они вошли, харчевня уже начинала пустеть.

— Эту забегаловку очень хвалят, — сказал Бурзмали, когда они сели за мехаслог, ожидая появления проекции меню.

Луцилла наблюдала за уходившими клиентами. Ночные рабочие с ближних фабрик и контор, подумала она. Они казались встревоженными в своей спешке, быть может, боялись того, что с ними могут сделать, если они опоздают.

Луцилла загрустила: в Оплоте она была полностью отрезана от всей жизни планеты. Ей не нравилось то, что сейчас узнавала о Гамму. До чего же убогое местечко эта забегаловка! Табуреточки у стойки справа от нее были поцарапанными и потрепанными. Стол, многократно вытертый и продраенный пескодральщиками, уже никаким вакуумным очистителем (сопло которого виднелось рядом с ее левым локтем) невозможно было привести в должный вид. Не было даже признака самого дешевого соника для поддержания чистоты. В царапинах стола скапливались остатки еды и прочая гадость. Луцилла содрогнулась.

Она не могла избежать чувства, что ошиблась, отделясь от гхолы.

Она заметила, что перед ними проявляется проекция меню, и Бурзмали уже изучает его.

— Я закажу и для тебя, — сказал он.

Бурзмали говорил так, будто он не хочет, чтобы она совершила ошибку, заказав нечто такое, что женщина Хорм должна избегать.

Ее уязвило чувство своей зависимости. Она ведь Преподобная Мать! Она обучена давать приказания в любой ситуации, быть хозяйкой своей судьбы. До чего же все это изнурительно. Она показала на грязное окно слева от нее, где были видны люди, проходящие по узкой улочке.

— Я понесу убытки, если мы будем медлить, Скар.

«Вот так! Это очень подходит к роли».

Бурзмали чуть не вздохнул. «Наконец-то! — подумал он. — Она опять стала действовать как Преподобная Мать». Он не мог понять отстраненного отношения, охватившего ее при взгляде на город и его население.

Из подвального люка на стол выскользнули два молочных напитка. Бурзмали выпил свой одним глотком. Луцилла попробовала питье сначала кончиком языка, определяя его содержимое. Поддельный конфект, разведенный соком, ароматизированным ореховым запахом.

Бурзмали показал подбородком вверх, указывая ей, что это надо быстро выпить. Она повиновалась, скрыв гримасу отвращения от химических ароматов. Внимание Бурзмали было приковано к чему-то за ее правым плечом, но она не осмеливалась обернуться. Это было бы вне роли.

— Пошли, — он положил монетку на стол и заспешил на улицу.

Он улыбался как жадный клиент, но в глазах его был страх.

Темп жизни на улицах изменился. Стало уже меньше народу. Затененные двери источали более серьезное чувство угрозы. Луцилла напомнила себе, что она по роли представляет могущественную гильдию, чьи члены недостижимы для обычной жестокости городского отребья, и немногие люди, которых они все-таки встречали на пути, в самом деле уступали ей дорогу, взирая на драконов на ее облачении с явным благоговением.

Бурзмали остановился в дверях.

Эта дверь была совсем такой же, как и другие вдоль этой улицы — чуть отстоящая от тротуара, такая же высокая, что казалась уже, чем была на самом деле. Старомодный засов перекрывал вход. Ничто из более новых систем не проникало в эти трущобы. Сами улицы, приспособленные только для граундкаров, свидетельствовали об этом. Она сомневалась, что в целом этом районе найдется хотя бы одна крыша-подушка. Не было видно или слышно ни флиттеров, ни топтеров. Однако доносилась музыка: слабое шуршание, напоминавшее симуту. Что-то новое у приверженцев симуты? Это, несомненно, такой район, где наркоманы должны чувствовать себя как дома.

Луцилла с торопливостью взглянула на фасад здания, Бурзмали же двинулся вперед и дал знать об их присутствии, отомкнув дверной засов.

Фасад здания был без окон. Только слабо сверкали телеглазы здесь и там в тусклом отсвете древней пластали. Это были старомодные телеглазы, отметила она, намного больше современных.

Дверь, расположенная глубоко внутри теней, повернулась вовнутрь на безмолвных петлях.

— Сюда, — Бурзмали подался вперед и принудил ее идти за собой, потянув за локоть.