Эрик, сын человека
Шрифт:
Однажды он почувствовал, что не в силах больше бороться с завистью, и, обернувшись женщиной, прокрался в покои Фригг. Она в тот день не играла с нами, а сидела в Фенсалире и расчесывала свои длинные волосы;
«Ну и шум там снаружи! — сказала Фригг, принимая Локи за какую-то незнакомую ей служанку или валькирию. — Чем они там занимаются? Да, как обычно, пытаются убить Бальдра, — отвечал Локи, изменив голос на женский.
— Швыряют в него чем попало, стреляют из луков. — Вот как, — рассеянно заметила Фригг. — Ну, это не страшно. От этого Бальдру ничего не будет — ведь никакое оружие не может причинить
Услышав все, что ему надо, Локи тут же исчез и отправился в лес. Он прекрасно знал то место, где росла омела, ведь именно к этой яблоне он как-то раз заманил Идунн.
Локи срезал с омелы ветку и сделал из нее небольшую стрелу. С ней он вернулся к асам, по-прежнему обступавшим меня. Вблизи стоял мой брат Хед, слепой ас. К нему-то и подошел Локи и спросил: — А отчего же ты не стреляешь в Бальдра?» — «Я не вижу его, да и стрелять мне нечем», — отвечал Хед. «Нет, тебе тоже надо попробовать, как и всем остальным! — воскликнул Локи.
— Вот тебе отличная стрела, пусти а я укажу тебе, где стоит Бальдр».
Хед был не прочь позабавиться. Он взял стрелу и пустил в том направлении, которое указал ему Локи.
— Ветка омелы пронзила меня здесь, — сказал Бальдр и показал себе на сердце. — Я, разумеется, тут же умер. А поскольку погиб я не в бою, то я попал сюда, в Царство мертвых.
Но прежде чем отправить меня сюда, асы устроили мне пышное погребение, как если бы я был каким-нибудь знатным королем. Они перенесли меня на мою ладью, которая звалась Хрингхорни. В то время это был самый большой корабль во всем Асгарде, и асы решили спустить его в море и устроить мне похороны на нем.
Ладья была вытащена на берег и долго стояла здесь без дела. Когда асы попытались спустить ее на воду, оказалось, что они не могут даже сдвинуть ее с места. Асы поняли, что не обойтись им тут без великанской силы, и послали за великаншей по имени Хюрроккин. Она приехала верхом на волке, а поводом ей служила змея. Это произвело на всех сильное впечатление. Когда она соскочила на землю, потребовалось четверо эйнхернев, чтобы удерживать ее волка, да и им удалось утихомирить его, лишь повалив на землю.
Пока все смотрели, как эйнхерии борются с волком, Хюрроккин подошла к кораблю, взялась за форштевень и стащила его в воду, да так, что из-под подложенных под днище катков только искры посыпались. Тор, думая, что она испортила ладью, схватился было за свой молот, но все асы начали его успокаивать.
Тело перенесли на борт корабля и зажгли погребальный костер, который следовало освятить Мьелльниром. Но на пути к костру Тору случайно попался карлик. Тор и так был в ярости и отчаянии из-за того, что произошло со мной. Кроме того, он досадовал, что не может отомстить Локи — ведь не Локи, а Хед пустил ту злополучную стрелу, а кто дал ему ее, тогда еще никто не знал, это стало известно лишь спустя время. Тем не менее Тора обуревали подозрения, и он был страшно зол. Как бы там ни было, но он сделал
Один положил на мой костер свое драгоценное кольцо Драупнир, из которого, как ты, наверное, слышал, каждую девятую ночь капает по восемь таких же колец. Возвели на костер и моего коня во всей сбруе, выкованной главным образом карликами. Погребальные дары да и сам костер были превосходными, так что я вполне мог ими гордиться. Тяжело было видеть, как убивается возлюбленная жена моя Нанна. Горько рыдал и сын мой, Форсети. А Хед горевал так, что, как я слышал, с тех пор он и не смог окончательно прийти в себя.
Мать моя, Фригг, чуть было не лишила себя жизни, но потом все же овладела собой и вопросила асов, кто из них решится отправиться в Царство мертвых, отыскать там меня и предложить Хель богатый выкуп. Кто знает, быть может, она согласится отпустить меня обратно в Асгард?
Вызвался сделать это мой брат Хермод. Когда предстояло выполнить что-нибудь трудное, он всегда вызывался первым, за это его и величали Хермод Удалой.
Один дал ему своего Слейпнира, и Хермод тут же отправился в путь. Чтобы не быть перехваченным по дороге великанами, он скакал только по ночам и на девятую ночь очутился у моста через шумную реку Гьелль, выложенного чистым золотом.
У моста сидела дева по имени Модгуд и охраняла его. Как обычно, когда кто-нибудь въезжал на мост, она спросила Хермода, кто он и откуда.
Хермод все объяснил ей, и она сказала: «Вчера по мосту проехало пять полчищ мертвецов, и все равно он не так грохотал, как грохочет теперь под тобой. Да и не такой ты бледный, как прочие покойники. Зачем ты едешь по дороге в Хель?» — «Мне нужно в Хель, чтобы разыскать моего брата Бальдра. Не видела ли ты его на дороге в Хель?» — «Да, — отвечала она, — действительно, не так давно он проехал здесь и направился в подземный мир».
Хермод, не мешкая, поскакал дальше и остановился лишь у калитки, которую вы с Труд уже видели. Там Хермод спрыгнул с коня, подтянул подпругу, снова вскочил в седло, и разом перемахнул через калитку. Подъехав к дождливым палатам Хель, Хермод слез с коня и вошел внутрь.
Я как раз сидел в палате на том самом месте, куда усадила и вас Хель. Увидев Хермода, я несказанно обрадовался. Брат переночевал там, а наутро спросил Хель, не отпустит ли она меня обратно в Асгард. Он клялся, что всем там меня очень не хватает и великая печаль поселилась в сердцах асов с тех пор, как они лишились меня.
Хель отвечала, что хотела бы проверить, правда ли все так любят и оплакивают меня, Бальдра, как утверждает Хермод. Она сказала, что, если все, что только есть на свете живого или мертвого, будет оплакивать меня, она позволит мне вернуться в Асгард, Но если хоть кто-то не захочет меня оплакивать, то я навечно останусь в Хель.
Горько было мне снова прощаться с братом, но он, не теряя времени, вскочил на коня и отправился в обратный путь. Как доказательство того, что он действительно побывал в Хель и говорил со мной, он взял с собой Драупнир и отвез его Одину.