Эрика
Шрифт:
— Ты шутишь? — с удивлением смотрела она на Инну.
— Я беременна уже два месяца. Я жду ребенка и не знаю, как мне быть. Мама ничего не знает. Сначала я хотела умереть. Но я трусливая. И я очень хочу жить…
— Тебе же только семнадцать лет! — поразилась услышанному Эрика.
— Нет еще семнадцати. Через два месяца будет, — уточнила Инна и заплакала. Эрике стало ее жалко, как сестру.
От нее ждут совета в жизненно важном вопросе. Беременность, ребенок — как странно это звучит. Об этом надо говорить со взрослыми. Но с кем, лихорадочно
— Нужно идти к твоей маме. Мамы нас любят и все нам прощают. Хочешь, я схожу к ней, а ты подожди здесь. Постой. А что я ей скажу? Когда это случилось? Кто был с тобой? Кто это сделал?
Инна все рассказала. Эрика воскликнула:
— Но он же почти дедушка!
— Дедушка хочет на мне жениться, а я его ненавижу, как жабу.
— Ладно. Стой здесь и никуда не уходи.
Эрика шла по коридору барака, обдумывая, как она об этом скажет матери Инны. Но тут же решила: «Буду говорить — и все. Почему Инна должна так страдать? Разве она виновата?»
Татьяна обрадовалась Эрике. Она усадила ее за стол, стала предлагать чай, сладости. Но Эрика, помня, что разговор важный и Инна мерзнет на улице, начала сразу:
— Тетя Таня, вы любите свою дочь?
— Конечно люблю, — воскликнула Татьяна.
— И чтобы не случилось, всегда будете любить?
— Но почему ты так загадочно спрашиваешь? Что может с ней случиться?
Эрика стала рассказывать ей то, что услышала от Инны.
А Инна не стала ждать на улице. Она прокралась к своей квартире и, приоткрыв дверь, слышала каждое слово.
— Да что ты говоришь, девочка?! — поразилась Татьяна и добавила: — Если это шутка, то сегодня не первое апреля.
— Нет, это не шутка, — серьезно ответила Эрика. — Ее напоили в конторе, на встрече Нового года. И там в одном из кабинетов это случилось. Вы же обещали не сердиться на дочь. А когда девочка пьяная, у нее нет сил сопротивляться. Я тоже однажды была пьяной и знаю, как это бывает.
— Вот гаденыш! Я знаю, кто отец ребенка, — сказала со злостью тетка Таня. — Он приходил за ней в тот вечер и привел ее домой. И сейчас еще похаживает. Только моя Инна с ним больше не хочет разговаривать. Это Генка. Молодец, доченька, гордая. Ничего, доченька, — говорила тетя Таня и с угрозой в адрес Генки:
— Ну погоди, стервец! А ребеночка сами вырастим.
— Тетя Таня, это не Гена. Это конторский начальник.
— Конторский? И он женат, молодой? Кто это?
— Он старый. Это завхоз. Он еще парторг на фабрике.
— Попов! — в ужасе воскликнула Татьяна и пошатнулась. Она так побледнела, что Эрика испугалась:
— Что с Вами, тетя Таня?
— Такого быть не может! Нет! — забормотала, словно в бреду, Татьяна. — Не верю! Какой ужас! Он же ее отец. Скажи мне, девочка, что вы с Инночкой решили пошутить, — умоляюще говорила Татьяна. Эрика попятилась:
— Я сказала вам все, что услышала от Инны. Она там, возле общежития, дожидается меня.
Татьяна засуетилась, забегала
— Аборт. Срочно аборт! К бабке! Немедленно к кому–нибудь обратиться. Надо спасать мою девочку…
— Так я позову Инну? — спросила Эрика.
— Что? — удивилась тетка Татьяна. — Ах да! Конечно. Пусть она зайдет. Нет. Где моя доченька? Пойдем вместе к ней. Какое горе!!
— Кто отец? — спросила ничего не понимая Эрика.
— Да этот самый завхоз Попов, — ответила со злостью Татьяна. — Он отец моей Инночки. Этот палач лагерный. Он и меня там изнасиловал. А потом… Потом Инночка родилась. Где она? Где моя доченька? — Татьяна оглядывала заснеженный двор. Инны возле общежития не было. Мать в отчаянии звала. — Дочка! Доченька! Где ты? Иди к маме. Идем домой!
Обошли все вокруг. Эрика попыталась успокоить тетку Татьяну:
— Она, наверное, уже дома, пошла другой дорогой. Пойдемте домой.
Но Инны дома не было. Они снова обошли длинные бараки. Ни души. Эрика вдруг ясно вспомнила отчаянье Инны и ее мысли о самоубийстве. Она посмотрела на темное здание мельницы и крикнула:
— Тетя Таня, возьмите спички и свечу. Наверное, Инна спряталась на мельнице. Там всегда открыто. Я вас там буду ждать. Татьяна стремглав побежала домой, а Эрика пошла к мельнице. Страх сковал ей ноги. Она открыла дверь мельницы и позвала: «Инна! Ты здесь? Не молчи! Твоя мама тебя ищет! Инна!» Ответом ей была зловещая тишина.
Прибежала Татьяна, лихорадочно зажгла свечу. Она подняла ее над головой и пошла вперед, обходя каменные жернова. Мелькнула тень, и Эрика увидела, что это висит Инна, на одной ноге у нее нет валенка. Татьяна закричала в ужасе и выронила свечу. Свеча погасла.
Эрика крикнула ей:
— Тетя Таня! Держите ее снизу, обнимите ее ноги. А я сбегаю за отчимом, может она еще живая! — Она забежала в дом, чуть не наступив на Пилота, лежащего у двери, и закричала: — Скорей! Там на мельнице Инна повесилась! Скорей! Может, она еще жива! Мама, скорей! Вылечи ее! Александр Павлович! Помогите!
Крик услышали соседи, выскочили из дверей. Гедеминов, как был в домашних тапочках, так и помчался по снегу к мельнице. В темноте, натыкаясь на каменные жернова, он пробирался к месту, где в отчаянье выла Татьяна. Он обрезал веревку и подхватил девочку на руки. Татьяна вцепилась дочери в ноги, мешая Гедеминову нести ее. Сбежались люди.
— Несите сюда свечи! — крикнул Гедеминов. — Кто–нибудь, заберите отсюда женщину!
Татьяну оторвали от дочери, и Гедеминов вынес девочку на улицу.
— Врача пропустите! — командовал он. — Адель, посмотри, живая или нет?
Татьяна выла, прорываясь к дочери.
— Я ничего не могу здесь сделать, ее нужно занести в помещение, — сказала Адель. — И быстро вызовите скорую помощь!
— Кто–нибудь, милицию и скорую! — бросил в толпу Гедеминов, и несколько человек побежали в сторону бани звонить по телефону.