Ермак. Начало
Шрифт:
Так что же я могу? А могу я, как профессиональный военный и офицер спецназа - Родину защищать! И не важно, как эта Родина называется: Российская Империя, Советский Союз или Российская Федерация. Тем более, Тимохе Аленину кроме как дальнейшей военной службы в Амурском казачьем полку ничего больше и не светит.
А вот здесь, поподробнее. С моими навыками и то, что уже умеет Тимоха, за шесть лет до первых трёх лет службы в полку можно будет 'слепить' образцового суперказака Амурского полка Аленина Тимофея Васильевича. Но что мне это даст? Прославлюсь на уровне сотни или полка, как отличный рубака и стрелок
Опять всё упирается в социальный статус тела, в котором я сейчас нахожусь, и его как-то надо менять. Иначе все мои знания пропадут напрасно. Один в поле не воин. Надо каким-то образом внедрить эти знания массово. Но как? Над этим вопросом я ломал голову долго, пока не помог дед Афанасий, только помощь эта обернулась для меня большим горем.
Глава 5. Смерть деда Афанасия.
Рано утром я вышел на крыльцо и потянулся, глядя на встающее солнце. Лепота! Раны затянулись. Ничего не болит. Фельдшер Сычёв и знахарка Марфа вчера вечером после совместного 'медицинского консилиума' сказали деду Афанасию, что молодой казак Аленин полностью здоров. После этого Марфа почему-то поспешно уехала, а дед с фельдшером натрескались ханшина до положения риз, после чего я с большим трудом загрузил Сычёва в его тарантас и отвёз в станицу. Вернулся домой поздно ночью, забрав у атамана Селевёрстова своего коня.
Встав рано утром, выйдя на крыльцо и потягиваясь, я думал о том, что как прекрасно чувствовать себя в молодом теле, когда ничего не болит, не ноет, не тянет. Действительно, лепота! Сальто вперёд, что ли с крыльца сделать или колесом по двору пройтись.
Спустившись с крыльца и зайдя за угол дома, готовясь перейти на бег, я буквально наткнулся на деда, который стоял в одних шароварах и нательной рубахе, что-то внимательно рассматривая вдали.
– Баню протопи, Тимофей, - не поворачивая головы, сказал дед.
– Так сегодня не суббота?!
– Протопи. Надо мне.
Дед продолжал смотреть вдаль, но при этом глаза его были какими-то пустыми, без единой мысли.
Не говоря больше ни слова, я отправился носить воду в баню. Налив котёл и все кадушки для холодной воды, разжёг дрова в печи и пошёл к деду с докладом, думая, чем вызвана внеплановая помывка в бане. На улице деда уже не было, и я прошёл в дом. Старый Афанасий сидел в горнице за столом, одетый в одно исподнее, а на столе перед ним стояли ларец и шкатулка, в которых он хранил бумаги и разные ценные вещи.
– Садись, Тимофей, поговорить надо, - дед указал на табурет рядом со столом напротив себя.
– Что-то случилось, деда?
– Агафья моя, сыновья все трое, да сноха Катерина приснились мне сегодня. Стоят и зовут меня к себе, - дед выпрямился на табурете и положил руки на стол.
– Помирать сегодня буду.
– Ты чего, деда, с ума сошёл?!
– я взволновано привстал из-за стола.
– Сиди и слушай, Тимофей Васильевич. Да, именно,
– Кто ты?
Я отвёл глаза и уставился в поверхность стола.
'Всё, приплыли!
– метались мысли в голове.
– Видно косяков за три месяца, пока выздоравливал, много спорол, если дед не верит, что я его внук'.
Поднял голову и, глядя деду в глаза, произнёс:
– Я, Тимофей Васильевич Аленин.
– Нет, не Тимоха ты! Внук иногда в тебе проглядывается, но с каждым днём всё меньше и меньше, - старый Афанасий сжал кулаки.
– Не бойся, скажи. Я сегодня помру. Мне знать перед смертью надо, где Тимоха!
– Да я не Тимоха, но я действительно Аленин, и зовут меня Тимофей Васильевич. Наш род также идёт от донской ветви потомков Ермака. Кто-то из моих пращуров твой брат, только не знаю степени того родства.
– Что-то не пойму ничего!
– Понимаете, Афанасий Васильевич, я родился... Рожусь... Тьфу, ты. Появлюсь на свет ещё только через восемьдесят лет. Как бы проще объяснить. Я жил в будущем, там умер, и душа моя как-то попала сюда в тело Тимохи.
Старик откинулся назад и, быстро крестясь, произнёс: 'Чур, меня. Свят, свят, свят! Изыди, сатана!'
Я грустно улыбнулся, перекрестился, достал из-за пазухи медный крестик и поцеловал его:
– Не сатана я, Афанасий Васильевич, а вот кто, теперь и сам не пойму. Там в будущем я был офицером, защищал Родину. Защищал хорошо. Если сравнивать награды, то здесь я был бы георгиевским кавалером с кучей других орденов и медалей. Потом там я умер, а очнулся в теле Тимохи и принял бой с хунхузами. Сначала мы с Тимохой как бы мысленно разговаривали между собой. Когда надо было общаться с вами, Афанасий Васильевич или с Марфой, то это делал Тимоха. Но потом мы с Тимохой стали как бы растворятся друг в друге. Я теперь знаю и помню всё, что знал и помнил Тимоха, а он знает всё обо мне. Поэтому, я - это теперь Тимоха.
– Вот оно что...!
– Да, Афанасий Васильевич, с одной стороны я сейчас сижу и разговариваю с вами как с посторонним человеком, а с другой стороны мне хочется заплакать, обнять вас и закричать: 'Деда, не помирай!'.
– Внучек!
– из глаз старого Аленина потекли слёзы.
– И ещё, Афанасий Васильевич, там в моём будущем Тимофея хунхузы во время этого набега убили, а здесь он, хотя и таким образом, остался жив!
Старик встал из-за стола, обошёл его, подходя ко мне и, нагнувшись, прижал мою голову к своей груди: 'Внучек, мой!'. Я застыл, а потом моё тело затряслось от неконтролируемых мною рыданий.
– Вот и хорошо, внучек. Поплачь...
– дед гладил по голове и по спине внука, который прятал лицо в нательной рубахе старика.
– Сейчас полегчает, внучек. Полегчает.
Через некоторое время Тимохина сущность успокоилась, а старый Афанасий, ещё раз погладив меня по голове, вернулся на своё место за столом.
– И что там будет, в будущем?
– Страшно будет, войн много будет, крови людской реки прольются.
– Ну, не живётся спокойно басурманам!
– дед Афанасий осуждающе покачал головой.
– А что здесь делать будешь?