Ермак
Шрифт:
Под крутизной обрывистого берега Маметкул устроил засеку и за ней усадил тысячи три лучников. Это псе были местные князьки со своими родичами и дружинниками. Назвать их воинами было сложно, поскольку если они и ходили за Камень и участвовали в набегах, то больше чтобы пограбить. Сабель, бердышей, мечей у них не было, и управляться с ними они не умели. А вот стрелки были отменные. Их задача была простой: когда казачьи струги вынуждены будут развернуться бортом к засеке — засыпать их тучами стрел. Когда струги остановятся (а не
— Завалить, задавить трупами русских! — не скрывал Маметкул своего замысла перед мурзами.
И те согласно качали головами и прищелкивали языками:
— Якши, якши... Хорошо! А людишек что жалеть? Бабы новых нарожают! Нужно выкорчевать эту заразу, что появилась в ханстве! Задавить любой ценой.
Особое внимание придавалось огненному бою. Кучум давно просил его у Крымского хана. И тот прислал несколько пищалей. А вот Казанский хан в свое время прислал несколько пушек. Из них стреляли, приучая воинов не бояться пушечных залпов.
Пушки стояли по краю крутого берега и ждали своего часа.
Всю ночь горели костры, подходили новые и новые отряды. Под утро прибыл хан Кучум. Издалека был виден его силуэт на высоком берегу. Старый хан сидел неподвижно на белом коне, и его сутулая фигура напоминала беркута на руке у беркутчи. Сходство добавляла черная повязка на глазах. Хан прислушивался к изменению шума там, внизу, на реке. Чутко поворачивал горбоносую голову в ушастом колпаке.
Рядом с ним стояли четыре пушки, привезенные из Бухары. В их бронзовые жерла были забиты двойные заряды. Пушкари калили каменные ядра, наводчики держали тлеющие фитили...
Вдруг разноголосый говор и шум стихли.
— Плывут! — понял хан и весь подался вперед, словно хотел прыгнуть с кручи прямо на казаков, и рвать, и топтать, как беркут топчет зайца или лисицу...
— Алла иллия аль рахман... — запели муллы.
— Алла акбар! Алла акбар!.. — начали скандировать воины Маметкула. Забили в бубны, завопили шаманы-шайтанщики, и впрямь похожие на чертей.
— Целься! — раздался властный голос Маметкула. — Стреляй!
Кучум слышал, как свистнули, срываясь с тетивы, тысячи стрел.
Вслед за этим свистом не последовал вопль торжества, но прошелестел ропот удивления.
— Целься! — Какая-то растерянность прозвучала н голосе Маметкула. — Стреляй!
Снова свист, и снова вздох удивления.
Что там? — спросил Кучум.
— Великий хан, — дрожащим голосом ответил мурза. — Они не падают! Они истыканы стрелами, как ежи, но не падают, а плывут прямо на заплот.
— Спасайтесь! Мы бессмертны... — раздался грозный бас с реки. — Спасайтесь!
И вслед за этим тот же голос прокричал:
—
«Храбрецы, вперед!»
Как ненавидел этот клич потомок чингизидов Кучум. Он помнил песни, которые пели кыпчаки, эти холопы и рабы в его столице, — там всегда воспевались подвиги старых богатырей, ходивших в бой с этим кличем. По песням выходило, что не монголы разгромили половецкие ханства в Великой степи, а кыпчаки не сдались монголам!..
— Сарынь на кичку! — повторили десятки голосов. И, словно довершая этот крик, раздался страшный грохот, будто небо упало на землю и раскололось.
Вопли и топот тысяч бегущих ног хлынули на хана. Конь под ним плясал и пятился, удерживаемый двумя оруженосцами.
— Проклятая слепота! — закричал хан, срывая повязку.
Сквозь кровавую пелену он увидел изгиб реки, вдоль которой стлался густой дым от горящих плотов и лодок. Вот полыхнуло дымом и огнем с реки, и целые ряды отборных воинов Маметкула повалились на окровавленный прибрежный песок.
Хан повернул коня и, подскакав к пушкарям, закричал:
— Стреляйте в неверных! Стреляйте!
Наводчик водил запальником по казенной части
орудия, фитиль обрывался и шипел, но пушка не стреляла.
Ужас охватил старого хана.
— Может, правда, это — шаманы или оборотни?
И снова раздался грохот, теперь уже на берегу,
от леса. И снова — .жуткий, звериный вой плотно стоящих рядов.
— Смотрите, смотрите!.. — раздались крики.
Старый хан повернул голову в ту сторону, куда
показывали, но сквозь кровавую пелену ничего не увидел.
— Что там?! — закричал он.
— Эти шайтаны прорвали заплот. Они рубятся в воде.
На реке уже грохотало непрерывно.
Грохотало и на берегу.
— Маметкул! Маметкул! — кричал хан. — Где ты?
Маметкул подбежал к стремени хана.
— Уезжай, великий хан! — закричал он. — Шайтаны протащили свои пушки лесом и теперь наступают еще и вдоль берега, прямо во фланг нашим...
— Почему наши мультуки молчат? — провизжал Кучум. — Разве у нас нет огненного боя?
— Пушки заклепаны! Теперь это просто куски металла! Уезжай, хан! Все отряды смешались и давят друг друга. — Оруженосцы вскочили на коней и поволокли коня Кучума подальше от сражения к воротам Каш лыка...
Маметкул бросился вниз, где, стоя на горах трупов, его воины рубились с казаками, прыгающими со стругов на берег.
Маметкул кинулся в передний ряд с обнаженной саблей. Отбил один удар, другой.
— Воины Пророка, — кричал он, — ко мне! — Справа и слева от него плотной стеной вставали воины.
Бородатые казаки наскакивали на них, как собаки на медведицу.
— Сейчас, сейчас! — шептал Маметкул. — Сейчас мы выправимся!
К нему со всех сторон бежали воины и становились рядом, прикрывая друг друга щитами, выставив вперед пики и сабли.