Эротическая утопия: новое религиозное сознание и fin de si?cle в России
Шрифт:
Мы можем только заключить, что Соловьев либо так до конца и не разработал свою философию эроса, либо она просто нереализуема, ибо изначально утопична. Также приходится признать, что время от времени его философия любви переходит из платоновского царства идей и христианского царства духа в область декадентской фантазии. Хотя андрогинизм выводится как духовный идеал, где-то на задворках платоновской вселенной Соловьева маячит образ декадентского андрогина, стирающего гендерные различия своим существованием в «извращенном» пространстве между мужским и женским. Целомудрен ли андрогин или нет, остается загадкой, хотя в действительности этот вопрос относится к живущим людям, стремящимся к преображению. Должны ли они практиковать воздержание до финального полового акта, который ознаменует победу над различиями между полами и станет символическим концом истории? Если да, то взгляды Соловьева на секс выглядят не только репрессивными, но неестественными и нездоровыми (как и пишет Трубецкой). При подобном подходе сексуальное удовлетворение откладывается до последнего момента: до того эротическое желание стимулируется, а затем сохраняется. Расходование эротической энергии в этом мире является сугубо умозрительным. Запрет же только усиливает напряженность извращенного удовольствия.
Девственник
С точки зрения некоторых современников (и символистского поколения Александра Блока), один из ключевых моментов соловьевского мифа — это его образ «рыцаря — монаха», как назвал его Блок [189] . Репутация Соловьева — девственника поддерживалась его братом Михаилом и племянником Сергеем (последний со временем станет активным участником блоковского культа). Подчеркивая парадоксальный аспект идеологии и поведения Соловьева, Мочульский изображает его аскетом в эротическом поведении, который много раз влюблялся и охладевал. Жена И. Янжула, опекавшая философа во время его пребывания в Лондоне в 1875 г., была поражена его внешностью аскета. Обеспокоенная возможной психопатологией, она отмечала его слабость и болезненность: поскольку ум его развивался слишком быстро, он должен был сойти с ума [190] .
189
Блок A. A. Рыцарь — монах // Собрание сочинений в восьми томах. Т. 5. С. 446–454.
190
Соловьев С. М. Жизнь и творческая эволюция Владимира Соловьева. С. 115–116.
Вскоре после публикации первой части «Смысла любви» журнал «Странник» окрестил философа «современным Оригеном» [191] . Одно из посвященных ему исследований даже было озаглавлено «Русский Ориген XIX века Вл. Соловьев» [192] . Сам Соловьев был автором статьи об Оригене в русской версии энциклопедии Брокгауза и Эфрона. В ней он утверждал, что, согласно истории церкви, ученый богослов добровольно подверг себя оскоплению, «чтобы избежать соблазнов со стороны многочисленных слушательниц катехитической школы», однако выражал сомнение в том, что Ориген в действительности стал скопцом [193] . Тем не менее физиолог и биограф Соловьева С. М. Лукьянов писал, что «Ф. Э. Шперк передал [Розанову …] весьма сочувственные слова Соловьева о принципе оскопления как радикальн[ом] средств[е] отвязаться от угнетающей нас “плоти”» [194] .
191
Обзор журналов // Странник. № 9. 1892. С. 120.
192
Монография А. А. Никольского «Русский Ориген XIX века Вл. Соловьев» печаталась по частям в журнале «Вера и разум» в 1902 г. См. публикацию изд — ва «Наука», СПб., особенно с. 328–332.
193
Брокгауз Ф. Ф., Эфрон И. А. Энциклопедический словарь. СПб.: Типо — литография И. А. Эфрона, 1897. Т. 22. С. 141.
194
Лукьянов С. М. Об интимных особенностях телесной организации Вл. С. Соловьева // Вл. Соловьев: Pro et Contra. СПб: Изд. РХГИ, 2000. Т. 1. С. 82.
Согласно Максу Нордау, самооскопление — один из «стигматов» психопатологии. Сегодняшнего читателя «Вырождения» (1892) поражает, что автор полностью забывает о различии между характерным для той эпохи страхом кастрации, который Фрейд впоследствии назовет комплексом кастрации, и физическим оскоплением. Наиболее очевидно это смешение понятий, когда Нордау пишет о русской религиозной секте скопцов: он именует «вырожденцами» и «психопатами» на почве полового влечения, практикующими оскопление, чтобы «этим путем отделаться от черта и заслужить вечное блаженство» [195] . Утверждая, что скопцы страдают озабоченностью кастрацией в духе эпохи fin de si`ecle, он смешивает реальное оскопление и дискурсивный страх кастрации. Подобное смешение буквального и психологического, возможно, лежало в основе сопоставления Соловьева с Оригеном. Однако, по словам С. М. Лукьянова, Соловьев писал в письме от 1893 г. брату Михаилу о «некоторой анатомической аномалии», которую он определяет как «phimosis», аномалию крайней плоти. Стандартное средство лечения фимоза — обрезание [196] . «В Соловьеве было что-то женственное, — пишет Е. И. Боратынская, — была бесполость насильственная или, может быть, бесполость поневоле, в зависимости от особенности телесной организации… <…> Мне случалось наблюдать Соловьева в состоянии большого любовного возбуждения. Природу не поборешь, не обманешь. Человек этот жил наперекор природе, да еще в самые горячие годы. С самым сильным стремлением к духовному сочеталось нечто проти воположное…» [197]
195
Нордау М. Вырождение. С. 123.
196
Лукьянов С. М. Вл. Соловьев: Pro et Contra. C. 82–83. В комментарии дается следующее пояснение фимоза: «узость крайней плоти с ограничением ее подвижности, не позволяющая полностью обнажить головку полового члена. Различают врожденный (до 2–3 лет считается физиологическим) и приобретенный фимоз. Лечение чаще оперативное — рассечение крайней плоти» (С. 841–842).
197
Боратынская Е. Н. Из воспоминаний о Вл. Соловьеве. Вл. Соловьев: Pro et Contra. C. 129.
Мифы — близнецы — о девственности Соловьева и его самооскоплении — получили новое освещение с публикацией в журнале «De Visu» в 1993 г. писем, которыми в 1890–е гг. обменивались Соловьев и Сергей Трубецкой (близкий друг философа и брат Е. Н. Трубецкого) [198] . Сергей также был философом, специалистом по Платону, его лекции посещал в Московском университете Андрей Белый. Письма эти опровергают закрепившуюся за Соловьевым репутацию девственника ссылками на его сексуальные сношения и содержат образцы его обеденных стихов.
198
Колеров M. A., Носов A. A., Борисова И. В. К истории одной дружбы:
B. C. Соловьев и кн. С. Н. Трубецкой: Новые материалы // De Visu, 1993. № 8. C. 5—23. Мои дальнейшие построения о сексуальном опыте Соловьева опираются на письма и стихи, опубликованные в этой статье.
Публикаторы называют эти стихи «барковианой» Соловьева. Соловьев, братья Трубецкие, Л. М. Лопатин и Николай Грот (все — члены Московского философского кружка) регулярно обменивались письмами, содержавшими непристойные стихи. Публикаторы писем считают, что члены семьи Соловьева скорее всего уничтожили большую часть его обеденных творений после его смерти. Его племянник Сергей, один из редакторов Собрания сочинений Соловьева 1911 г., даже пытался изъять из публикации пародийные стихи дяди, считая, что они не согласуются с образом Соловьева — девственника. Биография философа, написанная Сергеем Соловьевым, отражает то же стремление стерилизовать его образ.
В письме Сергею Трубецкому от 27 декабря 1894 г. содержится образец сочинений Соловьева об аскетизме, а также обеденные стихотворения, в которых говорится о сексуальной фрустрации и сопровождавшем его всю жизнь вожделении, «пристрастии к п-де» — рискнем предположить, не менее сильном, чем у Толстого. («Грехов я много — и страшенных / Свершил `a l’endroit du con», — пишет Соловьев в одном из них.) Письмо было написано вскоре после публикации последней части «Смысла любви». Ироническое соположение высокого и низкого — характерная черта риторической практики Соловьева в этом типично мужском разговоре. Сочетание возвышенного аскетизма с мужским разговором о бабах деконструирует его эротический идеализм. Самая известная публикация, подтверждающая склонность Соловьева к смешению высокого и низкого — его богохульственные стихи о Софии, шокировавшие его современников.
Первое стихотворение — непристойный и остроумный ответ на письмо Трубецкого, в котором тот, по — видимому, писал, что Соловьев канонизирован и провозглашен «целкомудренным», явно намекая на статью в «Страннике» о «Смысле любви». Неологизм «целкомудренный» делает из «целого» «целку». Каламбур отличается подобающей случаю двусмысленностью, т. к. подразумевает одновременно девственность и познание девственниц. Соловьев принял прозвище, но возражал против канонизации:
Уж три года с половиною Нет работы для х — я. С бесполезною машиною Бесполезная возня. Был сравнен в журнале «Страннике» С Оригеном я самим. Уж не снять ли мне подштанники Перед зеркалом большим? Бритвой острою снабжуся я — Чик! Ловчее сквозь мде, И навек освобожуся я От пристрастия к п-де [199] .199
Там же. С. 15.
Соловьев недвусмысленно пишет в первой строфе, что три с половиной года не имел сексуальных сношений и практиковал только мастурбацию. Временной промежуток, по всей видимости, задан его последней встречей с Софьей Мартыновой, последней великой любовью его жизни. Известная под именем Сафо в аристократических кругах Соллогубов и Трубецких, именно она была земным воплощением Софии в стихах Соловьева того времени. Мартынова была замужем; их сексуальные сношения (помимо прочих мест) происходили в пристанционных гостиницах [200] . Таким образом, в личной жизни он, по — видимому, не был девственником, даже если публично проповедовал воздержание.
200
В 1897 г. В письме к М. М. Стасюлевичу, основателю и редактору «Вестника Европы», Соловьев упоминает свою последнюю встречу с Мартыновой и пишет, что пять лет назад нарушал седьмую заповедь (о прелюбодеянии) на подмосковной железнодорожной станции. С тех пор, утверждает Соловьев, он «обратился к добродетели» и ведет целомудренную жизнь. (Там же. С. 20. Сн.16)
Сравнение с Оригеном вызывает у философа непристойную фантазию о нарциссическом самооскоплении перед большим зеркалом, перекликающуюся с образом повернутого внутрь фаллоса в конце «Смысла любви». Соловьев приходит к выводу, что только подобное действие освободит его от одержимости женскими гениталиями. Другое стихотворение изображает его вожделение к недоступным женщинам, что тоже подрывает его репутацию монаха. А если сопоставить его со «Смыслом любви», оно вполне намеренно фальсифицирует романтическую идеализацию Соловьевым неразделенной любви, вновь соединяя высокое и низкое [201] .
201
В «Смысле любви» Соловьев утверждает, что неразделенная любовь обладает той необходимой эротической энергией, необходимой, чтобы преобразить жизнь.