Эртан. Дилогия
Шрифт:
…и сердце замирает. И плавится, разливаясь болезненно-сладкой истомой…
…и кажется, я сейчас расплавлюсь целиком и лужицей уйду в песок, если ты не…
Поздно.
Моего секундного замешательства Вереску хватило, чтобы придти в себя. Он отпрянул – так резко, словно моя близость причиняла ему физическую боль. На мгновение прикрыл глаза, безуспешно пытаясь
– Простите, Юлия… – голос прозвучал глухо и надтреснуто. – Мне… лучше уйти.
Избегая встречаться со мной взглядом, он поднялся, взял сандали, закинул на спину гитару и торопливо пошел в сторону бунгало.
Я растерянно смотрела ему вслед. Что это было? Вереск совсем не похож на парня, который стесняется поцеловать девушку только из опасения получить отказ. У него кто-то есть? Но кто эта мифическая возлюбленная, о которой не знает даже его лучший друг?
Или дело не в нем, а во мне? Может, у меня на лбу написано что-то такое, что заставляет небезразличных мне мужчин ревностно оберегать мое целомудрие? Или это какой-то странный мужской заговор: один может – но не хочет, другой хочет – но не может? А мне-то что делать?
"Вернемся к юному натуралисту?" – услужливо предложил Умник.
Губы еще хранили тепло прикосновения, неуловимый медвяно-горький аромат блуждал в лабиринте носовых раковин. Сердце сжималось и ныло мучительно-сладко, грозя снова провалиться туда, где ему совсем не место. Я представила, что до меня будут дотрагиваться
другие
руки – и содрогнулась от отвращения. Это ловушка. Укротить демона под силу только тому, кто его создал… А ему не до меня – он слишком занят борьбой с демонами в своей голове.
Бесприютно блуждающий взгляд упал на початую бутыль вина на песке. Кажется, я знаю, чем займусь сегодняшней ночью.
Виночерпий заговорщицки подмигнул с неба голубым глазом.
***
Когда я проснулась и осознала себя в пространстве, первая мысль была: "Ничего. Жить буду." Потом я имела неосторожность пошевелиться, и следом за ней пришла вторая: "Но недолго и очень хреново."
Слабым утешением служило то, что на сей раз похмелье было вполне заслуженным. Если выпить литр эля, а потом заполировать его изрядным количеством полусладкого – расплата неизбежна.
Воспоминания возвращались толчками. Первым делом почему-то вспомнилось, как я заинтересованно поглядывала в сторону Женьки. Позорище. Но он тоже хорош: заигрывать с пьяной женщиной – это ж соображать надо. Хотя, кажется, когда мы уходили с праздника, я была еще достаточно трезва. А набраться успела уже потом, после сцены на пляже…
Уйййй… Я невольно зажмурила глаза и вжалась в подушку
Дура.
Дорогое мироздание, где я была, когда раздавали мозги? И нельзя ли мне все-таки получить свою порцию? Может, хоть бракованные на складе остались? Или закатились под прилавок? А то ведь никакой личной жизни.
Я откинула одеяло, осторожно села и спустила ноги с постели. Справилась с подкатившей тошнотой. Оглядела комнату. Платье небрежно валялось на полу в изножье кровати. Превосходно. Значит, раздевалась я, по крайней мере, сама.
Из соседней комнаты доносился приглушенный Женькин голос. Наш бравый командир был явно не в духе. Я прислушалась.
– … ведете себя как подростки. Хуже Вероники, честное слово, – разорялся он. – Я бы еще понял, если бы вы это делали вместе. Так ведь нет: одна напивается в одиночку, как завзятый алкоголик, другой курит какую-то невообразимую дурь!
– Эта невообразимая дурь стоит пять золотых за грамм, – глуховато, но спокойно отозвался Вереск. – Если бы я был чистокровным эльфом, я бы проснулся с абсолютно ясной головой.
– А если бы ты был чистокровным человеком, вообще бы не проснулся. Нашел золотую середину. Молодец. Поздравляю! – сарказма в Женькином голосе хватило бы на десятерых.
– Чтобы добиться смертельного эффекта, эту траву надо жевать, а не курить, – все так же невозмутимо пояснил полуэльф. – Вообще-то, я ее для этого с собой и ношу.
– Как удачно! Предложи Юльке. Думаю, в том состоянии, в каком она проснется, подобное предложение будет воспринято с благодарностью… Ладно, ладно, молчу, – буркнул Женя тоном ниже после некоторой паузы. – Не надо на меня так смотреть.
На несколько секунд я почти всерьез задумалась над его словами: идея о яде казалась чертовски заманчивой. Но главная беда похмелья – вовсе не тошнота и головная боль, а муки стыда. А избавит ли от них смерть – еще вопрос.
Я наспех оделась и на цыпочках выскользнула из хижины. Душа здесь нет, зато можно искупаться в море, благо до него всего пятьдесят метров. По-хорошему, конечно, стоило бы отойти за тот мысок, подальше от посторонних глаз, но до него тащиться еще добрых метров двести… пешком… по жаре… Нет, на такой подвиг я сейчас не способна.
Раздевшись донага, я зашла в воду по колено и сразу поплыла. Стайки любопытных мальков испуганно прыснули в разные стороны. После некоторых колебаний нырнула с головой. О приличной укладке все равно можно забыть, а прохладная вода дарила невероятно облегчение гудящей черепушке.
Ну вот. Десять минут бодрого плавания – и я снова похожа на человека. Ну, может быть, не очень здорового…
Одежда с трудом налезала на влажное тело. Рубаха моментально намокла. Мысль о полотенце пришла с безнадежным опозданием.
Брачный сезон. Сирота
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
рейтинг книги
Жизнь мальчишки (др. перевод)
Жизнь мальчишки
Фантастика:
ужасы и мистика
рейтинг книги
