Еще не вечер (сборник)
Шрифт:
– Отказался? – быстро спросил Гуров.
– Да. Я его послала.
Официантка Паша принесла шампанское, закуску. Гуров начал возиться с пробкой, стараясь вынуть ее без хлопка.
– Взгляни на него, Татьяна! – возмутилась Майя. – И за таким недотепой ты бегаешь.
– Чего ты меня достаешь? Ни за кем я не бегаю. Тебе лишь бы насмешничать, а Лев Иванович дурное может подумать. – Таня раскладывала салат.
– Жить надо проще, Таня. Нравится – познакомились, переспала, забыла. Следующий!
– Здравствуйте. – К столу подошел Кружнев. – Дамам персонально. – Он
– Цветочник! – Майя запнулась, приложила к губам платок и, резко поднявшись, чуть не опрокинув стул, пошла из ресторана.
– Сидите, – сказал Гуров, увидев, что Таня намерена следовать за подругой. – И вы сядьте! – Он подвинул стул Кружневу, почувствовал, что вышло у него грубовато, поморщился.
– Что-нибудь случилось? – Кружнев налил в бокал минеральной воды, выпил.
– Вроде солидный человек, бухгалтер, а фантазер, – сказал Гуров. – Зачем вы придумали историю, будто собирались утром ехать за цветами? У Майи и так неприятности, а из-за вас в милиции лишние вопросы. Нехорошо, Леонид Тимофеевич.
– Почему фантазия? – Кружнев съежился. – Красивая история. Я правду говорю.
Виноватый вид и самоуничижение Кружнева и раньше раздражали Гурова. Теперь, когда он знал, что бухгалтер по неизвестным причинам лишь разыгрывает из себя слабосильного, неприязнь возросла.
– У вас и прав водительских нет, и машину вы не умеете водить, – сказал Гуров и неожиданно увидел совершенно другого Кружнева.
Рядом сидел человек с чеканным профилем, жесткими тонкими губами, упрямым сильным подбородком. Взгляд, который он бросил на Гурова, был быстрый, точный. Кружнев взялся за сиденье своего стула, на мгновение напрягся и, потянувшись, выпрямился. И такая мощь была в его движении, что Гурову послышалось, как хрустнуло деревянное сиденье.
– Возможно, и так, не спорю. – Он уже поник, обмяк, твердые губы сложились цыплячьей гузкой.
– Мужчины, почему вы такие скучные? И ведете себя противоестественно. – Таня смотрела на Кружнева. – Мы, женщины, понятнее, проще.
Гуров, пытаясь сдержать смех, фыркнул.
– Ничего смешного, – Таня не сводила взгляда с Кружнева. – Я стараюсь свои достоинства подчеркнуть, недостатки спрятать. Естественно? Человеку хочется выглядеть привлекательно. Вы, Леонид, сильный, ловкий мужчина, а как вы держитесь?
– Я сильный и ловкий?
– У вас еще и склероз? Или потерю памяти вы тоже изображаете, как и свою немощь? К чему? Мы же с вами вчера танцевали. Чтобы я, женщина, не почувствовала партнера, силу его рук, легкость движений?
Помощь пришла настолько неожиданно, что Гуров несколько растерялся.
Кружнев улыбнулся чуть ли не впервые за все время знакомства и согласно кивнул:
– Верно, Танечка, в юности я занимался спортом, кое-что мог, но те года прошли.
– Врете вы все. А кого и зачем обманываете, неизвестно! – непосредственно воскликнула Таня и махнула рукой. – И машину вы наверняка водите, и все умеете, и кончайте прибедняться. Вот лучше поухаживайте за мной, а то Лев Иванович сидит, как задумчивый тюлень.
«Как она его ловко разделала, вот умничка», – подумал Гуров и, решив, что Кружнева надо с
– Я с тюленями мало знаком, возможно, среди них встречаются и задумчивые. Почему, Таня, вы его, – он обнял Кружнева за плечи, прижал к себе и убедился, что все правда, мужик силен, – называете по имени, а меня по имени-отчеству?
– Все-то вам скажи. – Таня кокетливо улыбнулась. – А почему вы, Лев Иванович, Майю зовете на «ты», а меня на «вы»?
– Резонно. – Гуров наполнил бокал шампанским. – Предлагаю выпить круговой тост на брудершафт. Леня, мы целоваться не будем, а даму чмокнем в щечку. Идет?
– Идет! – Таня подняла бокал.
– Поехали! – Кружнев встал.
«С этим бухгалтером сложно, – подумал Гуров, на минуту выключаясь из разговора и делая вид, что занялся салатом. – Некрасивых мужиков маленького роста миллионы, некоторые, конечно, комплексуют. Так те комплексы в юности проявляются, а с годами проходят: у человека семья, жена требует одно, а любимое чадо – совсем другое, тут недосуг свое отражение в зеркале разглядывать… Жена погибла, – вспомнил Гуpов фразу Кружнева в день знакомства. – Ничего, скоро мне из Москвы ответят на самые элементарные вопросы: кто где родился, как крестился. Случается, родится один человек, а крестить несут совсем другого. И что же так в Кружневе меня настораживает? Не пойму, вот незадача».
Таня была собой довольна: легко, ненавязчиво вошла в компанию, большего пока не требуется. Она взглянула на Гурова и подумала, что подполковнику милиции неприлично иметь такие ярко-голубые глаза с длинными темными ресницами. А как умеет отключиться – салат, видишь, его увлек, вроде проголодался человек, ест с аппетитом и ни о чем серьезном не думает!
Гуров почувствовал внимание девушки, но глаз не поднял, вытер губы жесткой от крахмала салфеткой. «Что-то с памятью моей стало, как позднее зажигание в автомобиле: десять раз нажмешь на педаль, только тогда срабатывает. Я же хотел узнать о Татьяне». Он отложил салфетку и встал:
– Прошу извинить, Леня, не используй кратковременное отсутствие соперника в корыстных целях.
– Самоуничижение паче гордости, – ответил Кружнев. – Ты, Лева, можешь сходить не торопясь в Москву, не торопясь вернуться, а девушка тебя будет ждать.
– Очень нужно! – по-девчоночьи, словно пятиклассница, фыркнула Таня.
Кружнев проводил взглядом статную фигуру Гурова, взглянув на Таню, сказал вслух, что думал:
– Не излишне ли я прибедняюсь? Люди могут принять меня за лжеца. Как говорится, маленькая ложь рождает большое подозрение.
– А зачем вы прибедняетесь? И кто, главное, и в чем может вас подозревать? – как можно беспечнее спросила Таня.
– Я не прибедняюсь, – ответил Кружнев, виновато улыбаясь. – Что-то очень жалко себя стало. Вам, двадцатипятилетней эффектной девушке, этого не понять. А насчет подозрений… – Виноватость с его лица исчезла, он улыбнулся язвительно. – Милиция ведет себя однозначно, в происшедшей аварии, кроме самого трагического факта, существует скрытый криминал. Майор грузин…
– Отари Георгиевич, – перебила Таня.