Еще не вечер (сборник)
Шрифт:
– Что вы все шутите?
– Человек в моем положении может либо шутить, либо плакать. Артеменко в гору не полезет, палкой размахивать не будет, не его стиль. Да и бегать и прыгать ему уже поздно. Палочка тяжеловата. Кружнев мужик жилистый, сильный, но он бы выбрал камень поувесистее. Длинная палка ему не по руке.
– Толик трус, – сказала Таня, – поверьте в женскую интуицию.
– Жизнь прикажет, в угол загонит, трус в отчаянного парня переродится, – возразил Гуров и поднялся со скамейки. – Я хочу принять душ и вздремнуть. Что мне с тобой делать,
– Ни в коем случае!
– Конечно, – сказал Гуров и поплелся провожать Таню. – Наш кошмарный убийца сейчас чистит обувь, проклинает все на свете и решает, как завтра при встрече не выдать себя. Интересно, что он думает по поводу неожиданного выстрела?
На середине подъема Таня села на землю и сказала:
– Я дальше не пойду, верните мое личное оружие и отправляйтесь в гостиницу.
– Старший лейтенант, ты забываешься, – пробормотал Гуров, продолжая идти вверх. – Ведь Толик знает, где ты работаешь… Вы здесь все друг про друга все знаете… Как же я такую интересную мысль в своем мозгу не отыскал раньше?
Таня шла сзади и молчала. У калитки Гуров поцеловал девушку в лоб, вернул пистолет и пошел обратно. На полпути он обернулся – Тани видно не было.
Отари сидел в кресле гуровского номера и дремал, увидев Леву, вскочил, забегал по комнате, принес из ванной мокрое полотенце.
– В тумбочке кофе и кипятильник, приготовь. – Гуров стянул с себя мокрую грязную одежду и пошел мыться.
Ссадина за ухом и плечо вспухли и болели, Гуров знал – через несколько часов станет еще хуже. Он тщательно вымылся теплой водой с мылом, принял контрастный душ, надел чистое белье и тренировочный костюм, выпил приготовленный майором кофе, достал из пиджака сигареты и закурил. Нельзя сказать, чтобы Гуров приучился курить, просто он время от времени выкуривал сигарету. Отари молчал, смотрел огромными черными глазами, гладил пятерней бритую голову и терпеливо ждал.
– Выдохни. – Гуров улыбнулся. – А то у тебя все предохранители перегорят. Я, Отари, очень способный сыщик, почти гениальный. Практически на пустом месте я заставил преступника сорваться.
Отари поднялся, провел ладонью по шее Гурова, на ладони была кровь:
– Это не пустое место – твоя голова, дорогой.
Гуров коротко рассказал о случившемся.
– О твоем и Татьянином поведении поговорим позже. – Гуров налил себе вторую чашку кофе, взглянул на часы. – Без пяти три. Отпечатки получились?
– Исключительно. Кроме Артеменко. Эксперт уверен, что Артеменко вытер фужер умышленно. Утром я пошлю отпечатки в прокуратуру. Почему ты думаешь, что они могут сработать?
– Не знаю. Так, на всякий случай, – ответил Гуров. – А Владимир Никитович хоть и работал следователем, а наивен. Невиновный не уничтожает пальцевые отпечатки, он о них не думает. На подоконнике стоит бутылка из-под коньяка, я смотрел, на ней пальцы Артеменко сохранились.
– Ты не видел нападавшего, кто мог быть? – спросил Отари.
– Полагаю, Зинич. Наверное, он уйдет в бега. – Гуров закашлялся и погасил сигарету. – Инициативу мы с тобой перехватили.
Гурова прервал телефонный звонок.
– Слушаю.
– Здравствуй, Лева. Три часа ночи, а ты не спишь. – Гуров узнал спокойный, немного ленивый голос своего начальника полковника Орлова.
– С добрым утром, Петр Николаевич. Я в загуле, а вы все еще в кабинете? Срочно понадобилась консультация профессионала?
– Пока человек шутит – он живет.
Гуров тронул кончиками пальцев вздувшуюся шишку.
– Как с погодой, Лева?
– Великолепно. – Гуров прикрыл мембрану ладонью, подмигнул Отари: – Начальство. – И уже в трубку продолжал: – Петр Николаевич, пропусти двадцать страниц текста, объясни, чего тебе не спится?
– На тебя пришла анонимка. И не мне, не Турилину, а в кадры. Константина Константиновича вчера вечером не было, я сначала хотел переговорить с ним, потом позвонить тебе, да не спится. Куда ты там вляпался?
– И что нового обо мне сообщили?
– Взял десять тысяч.
– И десять бы не помешали, но уверен, что дадут и сто! – рассмеялся Гуров.
– Тебе сколько лет? – вспылил Орлов. – Ты что, все еще Лева из Могилева? Жена Цезаря должна быть вне подозрений! Ты куда лезешь?
– В цвет, полковник, иначе бы не тратили денег на телеграмму. Из какого отделения отправили?
– Мальчишка! Ты понимаешь, что эта телеграмма будет храниться в твоем личном деле вечно?
– Ничего, скоро следователь приобщит ее к уголовному делу. – Гуров начинал сердиться, подумал, решил высказаться: – Петр Николаевич, времена изменились.
– Дурак и мальчишка, – перебил Орлов. – Утром доложу генералу, он решит. А ты собирай вещички, до одиннадцати из номера не выходи.
– Из какого отделения отправлена телеграмма? – повторил свой вопрос Гуров.
– Она что, у меня под подушкой лежит? Спокойной ночи! Если в одиннадцать не будешь у телефона, я тебе не завидую!
– Угрозами, Петр Николаевич… – начал было Гуров, но услышал гудки и положил трубку.
– Твой генерал очень умный, – сказал Отари. – Он поймет правильно.
– Ни один генерал, Отари, даже сверхумный, не хочет лишних забот.
– Это точно. – Отари кивнул. – С чего начнем утром?
– Я буду спать, ты отправишь дактокарты в прокуратуру и найдешь человека с зонтом. Ничего не знаю и слушать не хочу! Ты его найдешь, потому что он здесь и нам необходим.
На всех фронтах
Выяснив, что за Толиком Зиничем наблюдают, Юрий Петрович, переполненный негодованием и жалостью к себе, некоторое время находился в прострации. Он обладал кое-какими недостатками, но был умен незаурядно, осторожен и расчетлив. Он понимал, что операция, которую он проводит с Володей, Леней и дебилом физкультурником, не более чем самодеятельность. А что прикажете делать, если его, образно говоря, композитора и дирижера, заставляют исполнять роль Яго в драмкружке? Юрий Петрович никогда даже не помышлял об убийстве.