Еще не вечер (сборник)
Шрифт:
Гуров подошел к своему номеру, открыл дверь и громко сказал:
– Толик, у меня к тебе есть вопрос.
Никто не ответил, Гуров вышел на балкон.
– Лев Иванович!
У гостиницы стояли Артеменко, Майя, Таня, Кружнев и Зинич, который махал рукой и рассказывал компании что-то забавное, так как все смотрели на Гурова и смеялись.
– Иду! – Он вернулся в номер и снова позвонил в отдел. – Отари, за Лебедевым наблюдения не вести. Срочно найди горничную Екатерину Иванову. Лично, сам, никому не перепоручай, выясни, как у нее со сном. Конкретно: как она
Отари ликовал, его ребята за два-три часа не только нашли приезжего, но и установили, что он в городе уже давно, выяснили, где Лебедев жил раньше, в каком кафе завтракал и обедал. И квартиру он снимал под другим именем, и одевался совсем иначе, носил парик и очки, ходил, опираясь на тяжелую палку. Отари был тщеславен, но не чрезмерно, чужие успехи никогда себе не приписывал. Однако сейчас у него как-то выпало из сознания, что не он, майор Антадзе, высказал предположение, что Лебедев существует. Не Антадзе, а Гуров настоял на розыске неизвестного, и в гостинице нашли Лебедева по указанию Гурова, и кафе, где Лебедев ел и пил, обнаружили по подсказке подполковника, а на старую квартиру и прошлое обличье Лебедева вышли именно через кафе.
Когда первая волна ликования прошла, Отари начал прикидывать, а что конкретно они имеют против этого загадочного человека. Ничего существенного, и несущественного тоже ничего. Снимал квартиру под чужим именем, так документов фальшивых не предъявлял, сказал, что он Иван Иванович Иванов. Шутка. И попробуй доказать обратное. Парик, палка, ношеный костюм? И что? От парика откажется, мол, причесывался по-другому, не задавайте идиотских вопросов. Болела спина, ходил с палкой, выздоровел, палку бросил.
– Орех, в котором нет ядра, пустой орех, – сказал майор, хмуро глядя на своих товарищей.
Оперативники принесли свои рапорты, словно удачливые охотники добычу. Хвастались друг перед другом, делили. Когда выяснилось, что вроде и стреляли метко, а ни мяса, ни шкуры не добыли, горячка прошла, все притихли. Три раза звонил Гуров, Отаpи хотел разделить с товарищем радость, посоветоваться, но подполковник говорил коротко, непонятно, когда майоp сообщил об успехе, Гуров не поздравил, положил трубку.
Зинича арестовать? За что? Таня ему срочно потребовалась. Зачем? И немедленно, лично узнать, как спит горничная. Может, выяснить, как она кушает и сколько раз в уборную ходит? Зачем сразу трубку бросать?! Почему не говорит, как мужчина, спокойно и обстоятельно? За Лебедевым наблюдение не вести. Не веpит он нам, снова не верит. Все ему сделали, абсолютно, как Боги работали! А он не верит!
– Доброе утро, товарищ майор! Разрешите? – в кабинет вошел дежурный по отделу. – Телефоногpамма из республиканской прокуратуры. И какое-то письмо вам, лично.
– Давайте. – Отари расписался в получении телефонограммы, дежурного офицера отпустил, письмо положил в сторону.
«Пальцевые отпечатки, принадлежащие Артеменко Владимиру Никитовичу, присланные вами в наш адрес, являются серьезной уликой. Артеменко задержать, срочно этапировать в прокуратуру республики. Старший
Наконец-то Отари вскочил, пробежался по кабинету. Молодец Гуров, умница, мы победили, теперь дело пойдет. Отари рассеянно взял конверт, на котором было написано: «Майору Антадзе. Лично». Почтовый штемпель на конверте отсутствовал, значит, принесли лично. Он прочитал письмо мельком, сначала ничего не понял, перечитал раз, другой и опустился в кресло. Он работал в милиции давно и знал: подобные угрозы пустыми не бывают. Вот почему Гиви тогда вдруг здоровьем отца и деда интересовался…
Отари убрал письмо в карман, равнодушно, словно о постороннем, подумал, что это – конец. Его, майора милиции, берут за горло. Оно конечно, сын за отца не отвечает, но все-таки… все-таки…
Гуров выходил из номера, когда зазвонил телефон:
– Я просил тебя до одиннадцати из номера не выходить, – не поздоровавшись, сказал Орлов. – Что с тобой, Лева? Я звонил тебе из кабинета Турилина. Ты не ответил, безобразие.
Гуров забыл, напрочь забыл, что должен звонить начальник. Не может такого быть, однако случилось. Оправдываться глупо и бессмысленно, решил Гуров, и сухо ответил:
– Виноват, товарищ полковник. Обстоятельства. Не знаю, как вела себя жена Цезаря, но подполковник Гуров должен быть вне подозрений, он это заслужил.
Они работали вместе более десяти лет, отношения складывались непросто, с годами переросли в дружбу, и то, что Лева назвал Петра Николаевича по званию, кольнуло Орлова. Утром, когда он докладывал историю с анонимкой генералу Турилину, тот заразительно рассмеялся:
– Гордись, Петр Николаевич, хорошего офицера воспитал. Лева, конечно, немного авантюрист, но честнейший парень и настоящий розыскник.
– Я о Гурове забочусь, – не сдавался Орлов. – Личное дело себе испачкает…
– Без сучка и задоринки личные дела только у карьеристов, людей холодных, с рыбьей кровью. Говоришь, сидит в номере и ждет звонка? Ну-ка соедини меня с ним.
Орлов позвонил, но Гуров не ответил. Генерал не рассердился, взглянул озабоченно:
– Там это грязное дело. Может, Гуров случайно залез?
– Случайно можно на дороге в коровью лепешку вляпаться! – горячился Орлов. – Вы же сами говорите, Гуров розыскник Божьей милостью. Я ему приказал отдыхать, врачи им недовольны…
– Верно говоришь, – перебил генерал. – Ты не о личном деле, о здоровье друга беспокойся, дозвонись и реши: может, стоит к нему вылететь.
Орлов звонил Гурову каждые полчаса, наконец соединился, а Лева не оценил, начал хамить.
– Товарищ подполковник, – чуть растягивая слова, волнуясь и потому еще более лениво, чем обычно, заговорил Орлов. – Подумай, может, тебе не очень помешает полковник Орлов? Я бы к вечеру появился.
– Петр Николаевич! – Гуров откашлялся. – Спасибо. К вечеру все так или иначе кончится. Да, если бы ты был здесь, – он чуть улыбнулся, прикрыл глаза, – мы бы с тобой их в целлофан завернули, розовой ленточкой перевязали и отнесли на стол прокуратуры.