Еще не все потеряно
Шрифт:
Стоя рядом, подождала, пока он отделится от машины и примет вертикальное положение. Это получилось у него неважно — на раздвинутых, подрагивающих ногах. Но глаза метали искры, сверлили дыры.
— Теперь я твои подлянки знаю! — прошипел сквозь зубы. — И в следующий раз я тебя отдеру! Отдеру как отстираю, где бы ни встретил, а там посмотрим, что дальше!
Я заткнула его оплеухой, стараясь, однако, не разбить в кровь нос и губы.
С него достаточно для триумфального возвращения к братьям по оружию. А мне пора удаляться, пока проводы не приняли еще более вежливый характер. Стартуя на полном газу и со второй передачи,
ГЛАВА 4
День клонился к вечеру — первый из семи, отпущенных мне на розыски денег покойного Аркадия Филиппова. Срок, определенный только что, принятый почти добровольно, уже угнетал меня. Сложилось все одно к одному плотно и естественно, будто по предопределению — деньги и рэкет. Если Вера не является держательницей кассы покойного, а и это не исключено, то платить ей действительно нечем, а я, купив несколько лишних дней ее спокойной жизни за принятие на себя ответственности по расчету с вымогателями, теперь обязана найти для нее требуемую сумму. Самое простое — взять ее из кассы Аркадия Филиппова. Вот и надо отыскать ее в течение недели. Вместе с этим я надеялась на то, что судьба предоставит мне возможность обвести рэкетиров вокруг пальца, а уж в том, что возможность эта будет подмечена, принята и использована надлежащим образом, была уверена твердо.
Начато же дело было не блестяще. Нажитый мной сегодня враг был упорен и туп, а тупое упорство немногим легче, чем сочетающееся с изобретательностью. Дело усугублялось существованием у моего врага крепкой поддержки — оравы таких быстроделов, как банда Паши Явы. Обиду сослуживца они примут на себя, как я приняла «долг» Веры, это определенно, и я не удивлюсь, если уже сегодняшним вечером они нанесут мне визит и предъявят к оплате счет иного рода.
Интересно, как отреагировали Ява с Фиксатым на возвращение в мастерскую их соратника, чувствительно, потрепанного за десять минут общения с женщиной? Хотя женщина Ведьме рознь, конечно. Как бы ни отреагировали поначалу, во гнев войдут, это точно. Но поскольку в этом эпизоде фигурантом выступает лицо поважнее их — господин Жуков, то без его благословения они на визит не отважатся. Пожалуй, полезнее будет, если Жуков узнает о происшедшем от меня.
Мысль здравая, и я приступила к ее осуществлению незамедлительно. Остановив машину, набрала по сотовому телефонный номер, имея перед глазами листок из записной книжки Кирьянова, и, услышав в динамике женский голосок, потребовала слегка невежливо:
— Жукова, пожалуйста!
— Кто его спрашивает?
— Ведьма! — ответила я, надеясь, что необычность такого представления прибавит ей прыти, да и самому Жукову не придется ломать голову над личностью абонента, если мое имя вылетело из его головы из-за дневных хлопот.
Секретарша в «Изюме» была не любопытной к именам и фамилиям и соединила меня с шефом, не утруждая себя лишними расспросами.
— Слушаю тебя, детектив Татьяна!
Голос Скарабея был немного уставшим — подхрипывал на низких тонах, но по-прежнему полон необидной иронии.
— Я только что от Явы. Спасибо за помощь.
— О, вот как! Пожалуйста.
— Неделю они мне дали.
Жуков там, в своем кабинете, отстранился от телефона, но слышимость была прекрасная, и я разобрала, как он сообщил кому-то: «Договорились на неделю. Растет молодежь!»
И мне:
— Подожди! Сейчас, как ты его назвала? — Он хохотнул. — Иван Петрович Сидоров трубку параллельного возьмёт.
Что-то не видела я в его кабинете второго телефона.
— Жлоб Паша! — услышала я Сидора секунду спустя. — Я бы на его месте такой очаровательной женщине и половины месяца не пожалел. Мельчают люди!
— Что вы! — ответила я ему. — Вы к ним несправедливы. Мои достоинства там оценили более чем хотелось бы. Пришлось отбиваться от восхищенных поклонников.
— Теперь вы разочаровываете! — огорчился Сидор. — Поклонение — это дар Божий, к нему следует относиться бережно, а вы — отбиваться!
— Увы! — старалась я выдерживать тон. — Симпатия выражалась в слишком навязчивой форме, а ухажер не подходил мне по размерам. Поэтому пришлось убедить его не утомляться понапрасну.
— Кто же это? — вклинился Жуков. — Лилипутов в компании Явы я не припоминаю.
— Лилипут? — воскликнула я возмущенно. — Медведь, бык, горилла с мышиными мозгами, хоть и называется Лобан.
Жуков заржал, а успокоившись, подтвердил:
— Да, размер солидный.
— Подожди, Валера, — прервал его Сидор, — я так понял, что-то произошло. Что?
— Я избила его, — ответила я напрямую.
— Кого? — закричал Жуков. — Лобана?
Сидор что-то спросил его, отстранившись от трубки, поэтому я не разобрала.
— Видел бы ты его в бане, — ответил ему Скарабей, — у него руки, как мои ноги!
— Скверно, Татьяна! — Сидор наконец-то стал серьезным. — Как выпутываться думаешь?
— С вашей помощью.
— Ты нам не родственница, мы тебя даже откупить не можем.
— Сегодня спи спокойно, — перебивает Сидора Жуков, — а потом или дома не ночуй, или договорись с этим четвероногим. И к Яве больше не суйся, неприятности там тебе обеспечены.
Сидор добавляет после краткого молчания:
— Понравилась ты мне, Ведьма. Звони в случае чего, может, что и придумаем.
Его слова я оценила как самые главные во всем разговоре.
Некоторое время после отбоя сидела неподвижно, перебирая варианты действий в сложившейся ситуации, но ничего рациональней доведения Лобана до больничной койки в голову не приходило.
Поджимало время. Меня уже ждали компаньоны отца Веры. Позволив себе еще пару минут, достала кости.
4+14+32 — «Поражение и победа — две противоположности одного явления. Сегодняшние неудачи лягут в основу новых достижений завтрашнего дня».
Короче, что Бог ни делает, все к лучшему. Ну и остановимся на этом!
…Разговор с компаньонами Аркадия Филиппова состоялся в квартире одного из них — на третьем этаже престижной девятиэтажки, неподалеку от центра города. Продолжался он, вопреки ожиданиям, довольно долго, и вышла я оттуда затемно, раздраженная необходимостью долго и нудно растолковывать им очевидные, с моей точки зрения, вещи. Обычно я пренебрегаю желанием клиента быть осведомленным о ходе расследования. Их наивные умствования пользы делу не приносят, а стремление критиковать мои действия вызывают насмешку, которую приходится скрывать, чтобы не обидеть их.