Еще немного о "Защите Лужина"

Петраков Игорь Александрович

Лужин с силой раскрывает, распахивает "на себя" раму верхнего окна. Автор вполне мог бы здесь написать, что в комнату "ворвался ветер" или, скажем, "повеяло холодом" - однако ничего из этого не произошло - "...черное небо ...оттуда, из тьмы... голос жены... Лужин, Лужин". Здесь необходимо сказать, что Владимир Набоков не раз подробно описывает квартиру Лужиных: кабинет, в котором

располагаются два роскошных бархатных кресла, диван, торшер, письменный стол и телефон, две смежные комнаты, окна которых "выходят во двор", гостиную с замечательной пальмой и столовую, едва ли не половину которой занимает старинный буфет, ванную. Но ни разу нигде на протяжении всего романа не описана комната, находящаяся слева от ванной, между ванной и кабинетом, спальня - а именно из нее, по предположению героя, в эту минуту как будто доносятся слова его супруги - "Лужин, Лужин".

Из-за спины, из-за запертой двери доносится стук - там, позади, появляются не только званые гости Лужиных, но и конгрегация призраков, - например, Валентинов, Турати, старик, торговавший цветами - всего около двадцати человек уже толпится в узком коридоре берлинского дома. Акцентировано внимание и еще на одной существенной детали - "квадратная" рама окна в ванной комнате расположена неестественно высоко, едва ли не под самым потолком / как окошко в комнате Цинцинната /. Для того, чтобы протиснуться в эту "пройму" герою приходится водрузить на комод стул, причем "...невероятно трудно было балансировать... и все же Лужин долез. Теперь можно было о б л о к о т и т ь с я ". В этот момент Лужин будто бы достигает заветного рубежа - стихают голоса и стук внизу - "...но зато яснее стал пронзительный голос, вырывавшийся из окна спальни". Но "тело никак не хотело протиснуться", это знакомо нам по рассказу "Подлец". Тело героя здесь, впрочем, вовсе не экзистенциально косная материя, объяснение другое / "...душа моя обленилась, привыкла к своим тесным пеленам... ох, холодно, холодно вылезать из теплого тела", "Приглашение на казнь" /. В "Защите Лужина" герой буквально пытается вылезть из окна дома, - может быть, в петербургскую ночь, в огни петербургских фонарей. "Рубашка на плече порвалась - все лицо было мокрое...

он боком пролез в пройму окна". Снижается плотность номинативно-конкретной лексики - неясно, в частности, уже, что происходит за окном, снег или дождь, или лицо Лужина стало мокрым от слез, герой цепляется рукой за что-то вверху, а внизу мир одновременно распадается "на темные и белые квадраты".

Романы Набокова удобно читать дважды / об этом писал Сергей Федякин /, при втором чтении перед нами "разрывается" круг обманов и стереотипов, которыми окружен герой и читатель. Чтение Набокова - это объемное чтение, стереофоническое чтение. В финале романа читатель возвращается к его замыслу, жизнь героя хотя неизменна, но - ее можно прочитать еще раз; "драгоценность" его теперь предстает ясной и очевидно й, становится несомненным феноменом нравственного подвига / как писал Л.Толстой, "жить так, на краю гибели... одному, без единого человека, который понял бы и пожалел", - а о том, что набоковские герои были окружены именно непониманием, писали многие исследователи / см. Борис Аверин, 2003, 241 - 275 /.