Еще один шанс. Часть 1.

Васильев Иван Сергеевич

Около года назад врачи поставили неутешительный диагноз - опухоль головного мозга. Время, отведенное ими, окончилось давно. Но Алексей держался. Как - спросите Вы? Он не знал! Какие силы заставляли Рязанцева жить? Неизвестно! Было что-то не отпускающее его из этого мира. То, что давало надежду. Что всё можно изменить, переиграть. А может быть - ответ был проще? Наверное, Леха Рязанцев прошедший в жизни через столько событий и испытаний, не любил отступать и пасовать перед трудностями. В его характере и принципах не было такого.

В последнее время вместе с головными болями всё чаще стали мучить

галлюцинации. Сначала были видны размытые картинки. Потом стали появляться изображения предметов и участки природы находившиеся недалеко от него. Иногда они были настолько красочны и реальны, что казалось, протяни руку и можно дотронуться до них, ощутить, потрогать.

Громкий звонок будильника напомнил о времени приема лекарства. С трудом подавив очередное головокружение, немощный встал с кровати и двинулся к столу. Необходимо было сделать всего четыре шага. Обычные четыре шага! После чего боль на время уйдет. Наступит временное облегчение. Тяжелобольной не рассчитал свои силы. На половине пути его накрыла сильная тошнота. В глазах закружилась мозаика калейдоскопа. Ноги перестали слушаться. Он упал на пол. И застонал от боли.

– Нужно быстро принять лекарство, - Алексей сжав губы, отдал себе приказ. Голова у него раскалывалась. К горлу подкатывал комок. Глаза наливались кровью.

– Нет, не так...
– вся его сущность просто кричала.
– Нужно очень срочно принять, это проклятое, чертово лекарство... Немедленно!

Рязанцев попытался подняться и обвести безумным взглядом комнату. Все было в сплошном сером тумане кроме... одной картинки...

Между ним и столом, куда ему нужно было идти, отчетливо наблюдался кусок обычного летнего луга. Сочная, зеленая трава колыхалась на ветру. Доносилось звонкое стрекотание кузнечиков и жужжание пчел. Нос ощущал сладкий запах клевера. В проеме миража было видно, как ласточки водят свой хоровод. Алексей лежал и смотрел на отрывок прекрасного летнего дня. И вдруг ему почудилось, что если попасть туда, то сразу станет легче. Отпустят боли. Пройдет слабость. Закончатся головокружение и тошнота. Исчезнет всё, что окружало и беспокоило немощного в последние месяцы. Наступит то, ради чего он боролся с болезнью, надеялся на лучший исход. Почувствовав и поняв это, Рязанцев так сильно захотел попасть на это поле, в это время, в это место. Хотя бы на немного, хотя бы на миг ощутить себя там.

Алексей собрав последние силы потихоньку, помаленьку, стал ползти к галлюцинации, стараясь всеми способами удержать картинку в поле зрения.

И вдруг... мираж стал приближаться...

Все ближе и ближе...

– Ещё немного, - и он почувствовал траву руками.

– Ещё маленько, - и его глаза ощутили теплые лучи яркого, солнечного света.

– Ещё чуть - чуть... - глаза сфокусировались на кирпичной, в тёмных пятнах, трепещущей над каким-то полевым цветком бабочке.

– Ещё чуть - чуть, ещё... из последних сил...

Путник потянувшись, полностью оказался на этой приятной, зеленой траве. На этом ласковом, теплом ветерке.... Он перевернулся на спину и взглянул блестящими глазами на окружающий безграничный простор, на бездонное мглистое от зноя небо, по которому высоко-высоко летели белые

и легкие, как пух, облака...

– Господи! Как хорошо, легко, прекрасно здесь было.
– Алексей лежал и нежился на летнем, золотистом солнышке. Он вздыхал полной грудью приятный душистый запах полевой травы. Слушал как довольно гудит, ползая по цветам, тяжёлый полосатый шмель. Вокруг трещали кузнечики.

Воздух был настолько легкий и чистый, что казалось, будто душа "пьет" его из большой чаши. Боли не было. Всё тело окружала приятная, пьянящая истома. Из последних сил скиталец приподнялся, окинув взглядом, место куда попал и... потерял сознание.

***

Наши дни.

Где-то, в одном из неприметных зданий,

в районе Смоленской площади

города Москвы.

– Разрешите, Иван Аркадьевич?
– красивый мужской баритон раздался сквозь слегка приоткрытую дверь.

– Заходи, Самохин, - седовласый руководитель оторвал взгляд от документов и посмотрел поверх очков на посетителя.
– Что у тебя?
– он выпрямился в кресле и строго посмотрел на вошедшего.

– Да, вот... Дела надо в архив отправить. Подпись ваша требуется, - произнес подчиненный.

Он подошел к столу и разложил несколько папок перед руководством.

– Требуется, поставим, - грузный мужчина поерзал, поудобнее устраиваясь в кресле. Откатил, подкатил кресло. Положил ногу на ногу. Поправил очки.

– Давай, рассказывай, кого ты тут в небытие на веки вечные отправляешь, - начальник требовательно постучал ручкой по столу.
– Дай вам волю, всех поразгоните - архивариусы местного полива. Работать в полях кто будет? Я что ли?

– Ламберг Илья Сергеевич. Комиссован в связи с тяжелым ранением, - вошедший пропустив "мимо ушей" замечание руководства, начал докладывать.

– Ламберг... Ламберг, - должностное лицо прожевало фамилию, словно смакуя её на вкус.

Хозяин кабинета выпрямился и посмотрел на картину, висевшую слева от него на стене. Прищурил глаза. Покрутил колпачок от ручки в руках. - Помню такого... Бабник был редкостный, но дело наше знал хорошо, - Руководство повернувшись в исходное положение начало вспоминать дела давно минувших дней.
– Ох, и покуролесил этот повеса в свое время в Доминикане. Чуть до международного скандала не дошло. Пришлось его оттуда вытаскивать. А в Пуэрто-Рико! Ну ты наверное помнишь... Ну, тот, случай с послом? Да,... досталось ему тогда. Забавный был хлопец!

– Гузов Михаил Валентинович, - докладчик перешел к следующей кандидатуре.
– Погиб при исполнении.

– Гузов, - пытаясь вспомнить, повторили напротив. Затем продолжили читать.
– Он же "Седой" 1965 года рождения...
– В этот раз руководство подняло глаза к верху. Посмотрела в потолок. Часто заморгало ресницами. Строго свело брови.
– Нет. Вот, этого, не знаю, - Он произнес недовольно.

– Поступил к нам недавно, - дал пояснение вошедший чиновник.
– Автокатастрофа. Расследование показало, что к смерти причастны "конкуренты".