Еще одна чашка кофе
Шрифт:
— Приезжайте завтра с Олегом к нам на дачу? — предложила Ксения.
Таня помотала золотоволосой копной:
— Не получится, мам, завтра велопробег, мы с Олегом участвуем. Приеду к вам в понедельник!
Ксения вздохнула: характером Таня тоже пошла в Колю — упрямая, независимая, такую не переубедишь.
Подхватив своего верного рыцаря, Таня (юность, легкость, взбалмошность! в облаке свежих тугих гвоздичек) помчалась навстречу лету и счастью. Родители еще долго смотрели Тане вслед, пока ее лаковые пряжечки не скрылись
— Этот Олег — славный парень! — заключила Ксения. — Скромный, и глаза хорошие!
Николай пожал плечами:
— Поживем-увидим!
— Ой, Коль, ты всегда такой недоверчивый!
— Ты зато больно доверчивая, — хмыкнул Николай. — Ну что, Ксюта, было у меня две барышни, осталась одна! Барышня, разрешите вас пригласить на свидание?
Ксения серьезно кивнула: разрешаю! и взяла Николая под руку.
Ленинград шумел автомобильным гулом, гудками трамваев, птичьим щебетом, сверкал золотыми куполами соборов, свесившимся в Фонтанку солнцем. Горожане, радуясь погожему выходному дню, отдыхали, гуляли в парках.
Николай с Ксенией зашли в Летний сад, который обрадовался им как старым друзьям — отозвался, зашумел навстречу. У входа мороженщица торговала мороженым, из репродуктора неслась популярная в тот год «Рио-Рита».
Услышав песню, Ксения встрепенулась, повела плечиком — а хорошо-о! Она радовалась солнцу, молодой листве, любимому Коле и новеньким (в них было так удобно идти по аллеям!) туфлям фабрики «Скороход», похожим на Танечкины, только без пряжек; а еще новому платью, которое ей — она знала точно! — очень идет. На ней в этот день, как и на Тане, тоже было милое платье в горошек, но черное (месяц назад, удачно купив два симпатичных отреза тканей, Ксения сшила из них платья: дочери — светлое, себе темное в белый горошек).
Николай усадил Ксению на лавочку у пруда и принес ей мороженое. Ксения запрокинула голову вверх — ух, какое чистое-чистое, пронзительно голубое небо, только белые облачка плывут, как вон те лебеди по старому пруду, что напротив скамеечки. Прохладная сладость мороженого, томность фокстрота и Колины глаза… Смотрит на нее так по-особенному. Значит, заметил и новое платье, и туфли!
— Колька! — Ксения легонько, носочком туфельки задела краешек ботинка Николая.
— Ну что? — откликнулся Николай.
— А ничего! — то ли от мороженого, то ли от наплывающей с утра радости Ксения ощущала себя девчонкой — а девчонкам, что ж, все можно! — и она, совсем как в детстве, показала ему язык. То-то же! Вот так!
Намотали кругов по саду (даже статуи от них устали — сколько можно ходить туда-сюда!) и вышли через другой вход — со стороны набережной. А там тоже продавали мороженое.
Николай подмигнул Ксении:
— Еще по эскимо?
Ксения кивнула:
— А давай!
С мороженым вышли на Фонтанку, где плавилось солнце и нежились утки.
Гуляли-гуляли по городу, а устав, зашли в ту кондитерскую, где до революции старшие
Сидя за столиком у огромного панорамного окна с видом на улицу, Ксения увидела в окно, как старичок с тростью ведет на поводке смешную таксу. Такса была такая длинная, чуть не длиннее тросточки. А в доме напротив, из окна на третьем этаже, симпатичная девочка пускала зеркальцем солнечного зайца. Ой! — девочкин заяц проскакал по собачьей морде, а потом прыгнул Ксении на лицо и побежал по столику.
— Возьмем еще пирожков с собой? — предложил Николай.
Подхватив кулек с пирожками, они вышли из пирожковой и, увидев на углу громыхающий трамвай, не сговариваясь, заскочили в него.
— А куда едем-то? — засмеялся Николай
— А неважно! — махнула рукой Ксения. — Давай в Коломну, до Тургеневской площади! Такой красивый маршрут!
Они уселись на сиденья на пустой задней площадке, и трамвай повез их через весь город. Ксения прижалась к Колиному плечу, сощурилась от света. Солнце большим рыжим, разомлевшим котом развалилось в небе.
«А хорошо бы кота завести! — подумала Ксения. — Вот возьму у тети Нюры котенка, у них как раз кошка окотилась». Она посмотрела на Колю — а Коля-то разомлел на солнце, задремал.
— Коль, приехали!
Нагулявшись по Коломне, тем же трамваем вернулись обратно, на Фонтанку. Когда вышли на набережную, Ксения вдруг увидела в небе над городом черные точки аэростатов и встревожилась.
— Отчего это, Коль?
— Учения идут, — успокоил Николай. — Слушай, а может, заночуем сегодня в городе? Я бы завтра сходил на стадион, будет теннисный матч, наши с украинцами играют?!
Ксения пожала плечами:
— Зачем Тане мешать? Вечером к ней придут ребята, наверняка допоздна засидятся. А мы будем их смущать. Нет уж, поехали на дачу.
Хотя в Павловск добрались уже поздно вечером, было по-прежнему светло — стояли белые ночи. Ксения накрыла стол на веранде; графин с наливкой, варенье в блюдечках, пузатый чайник в розовых цветах (мама его так любила, говорила, что чувствует себя купчихой, когда пьет из него чай). В саду стрекотал кузнечик, ветер приносил запахи засыпающих цветов.
Ксения разлила рубиновую наливку по рюмочкам.
— За Танин день рождения! — сказал Николай.
— За Танечку! Будем здоровы и великодушны! — Уже ополовинив рюмочку, Ксения спохватилась и поспешно добавила: — И за мир!
Несмотря на поздний вечер, спать совсем не хотелось, и, судя по всему, не только Ксении с Николаем. Их соседи по даче сегодня отмечали золотую свадьбу и крутили все ту же «Рио-Риту». Негромко, подыгрывая кузнечику, звучал фокстрот, затанцевавший в этом году всю страну. Николай встал и, церемонно склонив голову, пригласил Ксению на танец.