Еще одна чашка кофе
Шрифт:
— И ты, если что-то хочешь ей передать, скажи на словах, — добавила Тата. — Возможно, Дмитрий снова окажется в Париже.
Ксения вздохнула — как вместить главное в несколько фраз?
— Передайте Оле, что наши папа и мама умерли, что я вышла замуж за Колю Свешникова и что у нас с ним все хорошо. И что от Сережи нет никаких известий.
А что еще сказать — Ксения не знала.
Две женщины сидели молча, словно боясь вспугнуть тишину. Слышно было только, как в окно стучит осенний дождик.
— А ты, Таточка, как живешь ты? — наконец спросила Ксения.
Тата махнула рукой, не выходя из своей сосредоточенности
Ксения мимоходом отметила, как изменилась Тата — отрезала косы, повзрослела, а на лбу у нее пролегла глубокая складка. И у Ксении была точно такая; нынче у многих женщин, сестер по несчастью, были вот эти морщины души, которые проявлялись — никогда не стереть — и на лице.
На прощание Ксения обняла Тату: «Даст бог, свидимся!» Оставшись одна, она долго сидела в тишине — мысленно дописывала письмо сестре, рассказывая в подробностях о своих потерях и о своей жизни.
И впоследствии, все годы, Ксения часто думала про Олю, перебирала в памяти, как клубочек с пряжей, их общие детские воспоминания, разговоры с сестрой; ей казалось, что это важно, словно бы так между ней и Олей сохранялась связь, и ни расстояния, ни время, ни даже Коля не могли эту связь прервать.
КНИГА 2. ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 7
ГЛАВА 7
ЛЮБОВЬ ВСЕГДА БОЛЬШЕ
Париж
1930-е годы
Ольга не любила парижские зимы, считала их неполноценными — что это за зима без мороза и снега? Снег в Париже, если и случался, то какой-то ненастоящий — очень уж робкий, если и пойдет, то тут же передумает, растает, обернется дождем.
Между тем именно по снегу, щедрому, как в России, Ольга отчаянно тосковала; и всякий раз наблюдая французский зимний дождик с редкими снежными крупинками, она разочарованно заключала: «Экая скучища, тоска!» (возможно, выражая в этих двух словах отношение и к своей жизни во Франции, и к себе нынешней).
Но сегодня, в этот январский день, в природе что-то переменилось, и в Париже пошел настоящий снег, какой возможен только в России.
Ольга шла по заметенным снегом улочкам в свой квартал Марэ и подставляла лицо снегу, ощущая снежинки на коже и волосах как давно забытую радость.
Придя домой, она бросила на кресло мокрый палантин, согрелась горячим кофе и подошла к окну. Снег вращался, летел в разные стороны — тысячи белых парашютистов кружили над озадаченным Парижем; в городе мгновенно замерла жизнь и воцарилась абсолютная тишина, с улиц исчезли машины и люди, горожане попрятались в дома. Лишь иногда в белой завесе возникали одинокие прохожие — выскакивали из снежных облаков и вновь исчезали в них.
Сегодняшний неожиданный снег принес старые, казалось бы, давно ушедшие воспоминания. Ольге вдруг вспомнились те снежные петербургские зимы ее детства, когда, увидев первый снег, она радовалась ему, как чуду. В иные вечера она, бывало, до полуночи просиживала у окна, наблюдая за разыгравшейся снежной бурей, в которой терялась Фонтанка, мост против их дома и весь город. Была какая-то особенная радость в том, чтобы долго смотреть на метельные вихри, а затем нырнуть под одеяло, как в теплый дом, а утром проснуться и услышать, как дворник Аким во дворе лопатой чистит снег, и втянуть носом протянувшийся
И вот теперь, спустя много лет, снег принес эти дорогие сердцу воспоминания, от которых защемило сердце.
Между Ленинградом и Парижем — моря и целая жизнь.
Ольга смотрела в окно на летящие белые стаи — привет с ее Родины.
Там где-то далеко, в стране утраченного прошлого, сейчас тоже январь, и Петербург в белом кружеве, и Фонтанка в хрустале, и городу так к лицу зима, подчеркивающая его строгую графичность. Спят под снегом ангелы и львы, припорошены белым изогнутые спины мостов, дремлет под снежным покровом Летний сад, и в ночном небе, над зимним городом, висит зеленая звезда.
Если смотреть долго-долго, как Ольга — двадцать лет, эту звезду можно увидеть.
Какими были ее двадцать зим в городе без снега? С первых дней своей вынужденной эмиграции она жила мыслями о возвращении. Идея вернуться, как та самая зеленая звезда над Петербургом, освещала ее жизнь в Париже и хотя бы отчасти примиряла Ольгу с происходящим.
Поначалу собственная парижская жизнь воспринималась Ольгой как некий фильм с нелепым сценарием и плохо подобранными актерами. Красивые виды Парижа, небольшая, но довольно уютная квартира, которую снял для них Евгений, смотрелись как киношные декорации, а парижане выглядели как задействованные в массовых сценах статисты. Герой — демон-искуситель — богатый русский адвокат, образу искусителя, конечно, не соответствовал, а героиня, зеленоглазая русская эмигрантка, фальшивила и с ролью отчаянно не справлялась. Но, как бы там ни было, Ольге приходилось играть свою роль, жить с Клинским, обеспечившим ей комфортные бытовые условия, и ждать, когда это дурное кино закончится и можно будет вернуться домой.
Через год она поняла, что больше не может жить в затянувшемся фильме, и заявила своему то ли спасителю, то ли тирану, что хочет вернуться в Россию.
Клинский ничуть не удивился ее словам, словно бы ждал их весь год.
— Что же, Леля, тогда, полагаю, нам надо серьезно поговорить.
Спокойным, будничным голосом Евгений сообщил ей, что есть некоторые обстоятельства, которые она должна принять в расчет перед возвращением в Россию, а именно то, что протоколы допросов Ольги Александровны Ларичевой, арестованной ВЧК из-за вероятного участия в контрреволюционном мятеже, содержат ее свидетельские показания в отношении других участников заговора, подтверждающие их причастность к подготовке переворота.
Ольга не сразу поняла смысл сказанных Евгением слов.
— Ты о чем? Совершенная чушь! Я ничего не подписывала и товарищей Николая не называла.
— Однако же, Леля, правда в том, что в документах следствия стоит твоя подпись, — усмехнулся Клинский. — И твой бывший муж, или кем он там тебе приходился, считает, что ты предала его.
Все так же спокойно, попивая свое любимое бордо, Евгений сообщил, что был вынужден предложить следователям сделку; после отъезда Ольги за границу они могли «интерпретировать ее показания» в интересах следствия.