Еще одна станция
Шрифт:
– Спасибо вам за то, что выставили меня похожей на некрофилку.
– Знаешь, когда мы познакомились, мне показалось, что ты немного с перчинкой, – говорит Исайя, восприняв все это с невозмутимостью.
– Мы не знаем, мертва ли она, – говорит Огаст. – Просто так получилось, что она не состарилась с 1976 года.
– Мы, в общем-то, так и сказали, – говорит Нико. – Следуйте за мной.
В задней части находится крошечная комнатка с круглым столом, покрытым той же тяжелой черной тканью, как и стены вокруг. Его окружают маленькие пуфики, а сверху лежит
Нико уже зажег связку шалфея и положил ее тлеть в миску-ракушку. Он аккуратно раскладывает на столе ладан и кольцо из кристаллов вокруг высоких белых свечей – тех, которые можно увидеть в католической церкви, когда возносишь молитву Деве Марии, вот только Огаст тут единственная девственница, и она сомневается, что молитвы, обращенные к Деве Марии, как-то помогут.
– Присаживайтесь, – говорит Нико. Он держит между зубов использованную спичку, а между пальцев – зажженную. Огаст никогда не видела его настолько в своей стихии. Майла выглядит возбужденной.
– Как все будет происходить? – спрашивает Огаст.
– Мы попытаемся вызвать дух Джейн, – говорит Нико. – Если она мертва, то она должна суметь спроецироваться сюда и поговорить с нами, и тогда мы будем знать точно. А если не мертва, что ж. Наверно, тогда ничего не случится.
– Наверно?
– Может появиться что-то другое, – говорит он, с непринужденностью поджигая еще одну спичку, как будто он не предположил только что, что какая-то неизвестная сила из потустороннего мира может пробитлджюситься [19] в комнату и провести по ним своими дьявольскими ручонками. – Такое случается. Если открываешь дверь, то через нее может пройти все что угодно. Но все будет в порядке.
19
«Битлджюс» – фильм Тима Бертона о привидениях.
– Ей-богу, если меня убьет привидение, я поселюсь в нашем душе, – говорит Уэс. – У вас больше никогда не будет горячей воды.
– У нас и так ее нет, – отмечает Огаст. – Ладно, а я поселюсь в унитазе.
– С чего вам сдалась эта ванная, чуваки? – спрашивает Исайя.
– Там люди самые уязвимые, – говорит Уэс, как будто это очевидно. Исайя задумчиво хмурится и кивает.
– Привидения не могут убивать, – говорит Нико. – Все, молчите.
Он зажигает оставшиеся свечи, тихо разговаривая по-испански с кем-то невидимым. Уэс рядом с Огаст напрягается, когда вспыхивает последняя свеча.
– Огаст? – говорит Нико. Он выжидающе на нее смотрит, и она понимает: шарф. Она снимает его со своей шеи, кладет на стол, и в ее голове проносится картинка с карманным ножом ее дяди, лежащим на тонкой ткани.
– Итак, – говорит он. – Возьмитесь за руки.
Мозолистая ладонь Майлы удобно ложится в ладонь Огаст. Уэс медлит, не желая выпускать рукава толстовки из своей железной хватки, но в итоге сдается и переплетает свои пальцы с пальцами Огаст. Они вспотевшие и такие же костлявые, какими и выглядят, но успокаивающие. Он неуверенно берет Исайю за руку
Нико по другую сторону стола закрывает глаза и делает длинный, ровный выдох, прежде чем заговорить.
– Все получится лучше, если каждый будет открыт происходящему, – говорит он. – Даже если вы не знаете, во что верить, или боитесь, постарайтесь открыть свой разум и сосредоточиться на том, чтобы излучать гостеприимство и радушие. Мы просим об услуге. Относитесь к этому с доброжелательностью.
Огаст закусывает губу. Обычное сияние Исайи, который гладит большим пальцем ладонь Уэса, потускнело до благоговейного тления. Сейчас будний вечер, довольно поздний для сеанса после концерта, особенно учитывая то, что он работает в офисе, но его, похоже, время не беспокоит.
– Огаст, – говорит Нико, и она резко переводит взгляд на него. – Ты готова?
Сосредоточиться. Гостеприимство и радушие. Открытый разум. Она делает выдох и кивает.
– Духовные покровители, – говорит Нико, – мы приходим к вам сегодня в поиске понимания, в надежде, что получим знак вашего присутствия. Пожалуйста, чувствуйте себя желанными гостями в нашем кругу и присоединитесь к нам, когда будете готовы.
Огаст надо закрыть глаза? Оставить их открытыми? Майла абсолютно спокойно закрывает глаза; Огаст предполагает, что у той было много времени, чтобы к такому привыкнуть. Нико выглядит напряженным, и Огаст закусывает внутреннюю сторону щеки, борясь с волной нервного смеха.
– Джейн, – говорит Нико. – Джейн, если ты там. Огаст здесь. Я был бы очень рад, если бы ты появилась. Она была бы очень рада с тобой поговорить.
И внезапно Огаст больше не может смеяться.
Одно дело говорить гипотезами – если Джейн не то, чем она кажется, если они могут с ней связаться, если она мертва. А другое – быть тут, вдыхая дым, лицом к лицу с ответом, каким бы он ни был. Эта девушка, с которой Огаст проводила почти каждое утро и каждый полдень с тех пор, как переехала в город, которая заставила ее почувствовать то, что она не чувствовала с самого детства, – безрассудную надежду…
Нико открывает глаза.
– Все будет в порядке, Огаст.
Огаст сглатывает воздух.
– Джейн, – говорит он, громче и четче на этот раз. – Возможно, ты потеряна или не знаешь, где ты и кому можешь доверять. Но ты можешь доверять мне.
Они ждут. На часах Майлы тикает секундная стрелка. У Исайи дергаются пальцы. Уэс с дрожью выдыхает. Огаст не может отвести взгляд от лица Нико, от его губ, от ресниц, подрагивающих и отбрасывающих тень на его щеки. Минуты протекают в молчании.
Возможно, все это ей кажется – возможно, это страх, неопределенность, вся эта атмосфера, заползающая ей под кожу, – но она может поклясться, что чувствует это. Что-то холодное, касающееся ее затылка. Хриплый шепот в скрипе старого здания. В воздухе повисло напряжение, как будто кто-то по соседству уронил тостер в ванну, словно скачок напряжения прямо перед тем, как погаснет освещение. Огонь на свечках наклоняется в одну сторону, но Огаст не знает, из-за чего это: из-за ее резкого вдоха или того, чего она не видит.