Ещё рано поднимать тревогу
Шрифт:
— Гнать бы таких из армии! Не удивлюсь, что такой типчик сможет и родину продать. Внесите его список добровольцев, желающих помочь братскому Ливану. Пусть сейчас же пишет рапорт на временное увольнение из армии в период командировки…
— Отваришь генерал, это же спецкомандировка по линии ГРУ! После неё при вовзвращение на службу положено повышение в звании через две ступени. Он может вернуться даже генерал-майором!
— Если жив останется… Прошлый набор вернулся грузом 200.
Генерал снял фуражку, вытер платочком лысый лоб и ещё что-то очень
— Приведёте себя в порядок и явитесь по инстанции за взысканием.
— Так точно, товарищ полковник!
— А-а-а, ещё и полковник… — Генерал махнул рукой и решительной зашагал по плацу к штабу части. Подполковник и остальные офицеры еле поспевали за ним.
Неизвестно, за какую сумму, по мысли генерала, старлей-разгильдяй смог бы продать родину, но вскоре после вывода советских войск из Германии у этого генерала в Швейцарии обозначилась симпатичная такая гостиница с женской прислугой и изрядная должность во влиятельном частном информационно-аналитическом, а проще говоря — разведывательном агентстве.
* * *
Чай в дежурке сладко пах разваренной заваркой — заваривали не первый раз.
— Старшего лейтенанта генерал тычет носом в чей-то немытый котелок, и ничего не случилось, товарищ замквомвзвода?
— Молодой заборзел — не помыл мой котелок. Я уже пистон вставил, чтоб стариков и командиров уважал.
— Вы старик, сержант Сидоренко?
— Старослужащий.
— Старик, спрашиваю?
— Пусть с моё послужит.
— Я с твоего уже десять раз отслужил. Ты мне котелок на дежурстве моешь?
— Не обязан и не буду.
— Гордый?
— А что такого? Ни перед кем не прогибался.
— Мне за тебя перед генералом прогибаться?
— Кто как сумеет себя поставить. Я — сумею!
— Тогда не обижайся! — Старлей с разворота, как бы играючи, двинул старшего сержанта в челюсть. Тот отлетел в угол. — Можешь на меня жаловаться следователю военной прокуратуры, сержант Сидоренко. Меня уже тут не будет.
Его замкомвзвода быстро вскочил на ноги, но из безопасного угла не выходил.
— Так вот, гвардии старший сержант Сидоренко, — он отхлебнул из алюминиевой кружки, чаинки налипли на верхней губе. — Я сейчас иду в штаб за получением очередного взыскания. Ты остаёшься на ночь за командира третьего взвода. После отбоя самолично проверю сапоги у личного состава. Хоть одной набойки недосчитаюсь, пошлю тебя с молотком и сапожными гвоздями в бытовку.
— Лично у меня каблуки подбиты.
— «Молодой» подбил?
— Ага…
— Как отвечают командиру роты, гвардии старший сержант Сидоренко!
— Так точно, салабон подбил.
— А ну-ка, салабон, слей-ка мне на руки над ведром… Вы все ровесники,
— Везде так, не все люди равны, есть высшие расы, есть унтерменши. Есть те, кто других ест, есть те, которых едят, товарищ старший лейтенанта. Кто-то сверху сидит и погоняет, кто-то кого-то на горбу тащит и за двоих горбится. Иначе не интересно по жизни получается.
— Разговорчики! Подай мне полотенце, представитель высшей расы. Спасибо.
Он с опаскою смотрел, как уши сержанта наливаются пунцовым цветом, а на щеках расцветают пятна румянца. Как медкомиссия просмотрела явную психопатологию. А может, эта национальное?
— Сидоренко, ты курд или армянин по папе? Больно уж ты курчавый да смуглый.
– - Русский я по маме. А папы своего не знал. Мама залетела мной в командировке в Узбекистане.
— А что у тебя с глазами?
Зрачки разгневанного сержанте из круглых преобразились в квадратные, а по мере разрастания и слияния пятен румянца на смуглых щеках преображались в вытянутый ромб. Он смущённо или испуганно прикрывал их ладонью, будто бы от солнца.
— Сходи сегодня в медсанчасть и поверь зрение.
— Медкомиссия признала меня годным к строевой без ограничений.
— Понятно таких коней германских в подводники, танкисты стрелки-радисты не берут по росту. Но почему тебя с такими физическими данными не направили в ВДВ? У нас ведь в ракетчиках и задохлики, и очкарики служат.
— Я сам напросился в ракетчики. Интересуюсь ядерной физикой, лазерами и неординарными системами вооружений. — У Сидоренко сжались кулаки и заиграли желваки на скулах. — Как я понял, вы не подпишите мой рапорт для поступления в венное училище.
— С завтрашнего дня я уже не командир роты. Сегодняшним вечером отбываю из расположения части.
— А кого назначат вместе вас? — зрачки у Сидоренко снова стали круглыми.
— Солдаты в армии таких вопросов не задают… Кругом! И шагом марш в казарму наводить порядок во взводе. А я потом ещё и матчасть проверю. Перед отъездом до отбоя. Увижу грязь — прощай сон на три наряда вне очереди. Поспать сегодня ночью не удастся, «старик» высшей расы.
* * *
Через десять лет он случайно узнал на дружеской попойке, что этот Сидоренко умудрился вынести три «лимонки» Ф-1 из части. На «гражданке» за ним — три налёта на инкассаторские машины. И всё удачные. Сел в тюрьму только лишь за мелкое хулиганство в кинотеатре. Удачно бежал из лагеря в Джезказгане и пропал из поля зрения правоохранительных органов. Чуть позже военная разведка опознала его в одном из полевых командиров фригилов в иракском Курдистане, но ликвидировать его французским мироносцам не удалось. Как и его дружка Мирошкина, который трижды сменил биографию и фамилию. Известно только, что оба женились на каких-то диковинных узбечках из высокогорного памирского кишлака. Фотографию свадебного пиршества с фаршированным выпотрошенными русскими детьми верблюдом и поджаренными на вертеле гяурами спрятали в архивах военных разведчиков под грифом «не для печати», как и фотку сношения пожилой узбечки с ишаком. Причём тут ишак?