Есенин

Безруков Виталий

Хлысталов проводил взглядом уехавшего Велинова: «Это уже не предупреждение! Сработано четко: несчастный случай, винить некого! Нет человека — нет проблемы».

Глаза 15

ГОСТИНИЦА «АНГЛЕТЕР»

В канун Рождества в пятом номере гостиницы «Англетер», где поселился Есенин, Устинов с женой устроили застолье в честь его приезда. Кроме них, пришли Эрлих с Клюевым и Приблудный с какой-то девицей. Все уже хорошо выпили и, закурив, обсуждали последние события. Кокетливая девица строила глазки Есенину.

— Скучно с вами тут. —

Она поглядела на гармонь. — Хоть бы спели. А то одна политика на уме…

— Сейчас я спою вам веселенькое. — Есенин взял гармошку и запел во весь голос, отчаянно, с надрывом, будто бросая вызов надвигающейся неотвратимой беде:

Что-то солнышко не светит, Над головушкой туман. То ли пуля в сердце метит, То ли близок трибунал. Эх, доля, неволя, Глухая тюрьма, Долина, осина, Могила темна. На заре ворона каркнет. Коммунист, взводи курок. В час последний похоронят, Укокошат под шумок. Эх, доля, неволя, Глухая тюрьма, Долина, осина, Могила темна-а-а, —

сдвинул Есенин меха тальянки, налил себе водки и плеснул в рот, словно хотел погасить вспыхнувшее в душе пламя.

— Ой, Сергей! Что это вы спели? Страшно-то как! — зашмыгала носом девица.

— Частушки небось рязанские, да, Сергей? — снисходительно улыбнулся Устинов, пытаясь сгладить впечатление от песни.

— Частушки, только не рязанские! — помрачнел Есенин.

— Ни хрена себе частушки! Да за такие частушечки по нынешним временам по головке не погладят! — пробасил Приблудный, с восхищением поглядев на Учителя. Не остался в стороне и Клюев, ехидно подлил «лампадного» масла в огонь:

— Погладят, голубок, погладят, только против шерсти да с головкой! Ну, да наш Сергун не боится, не из таковских!.. — захихикал он, умиляясь на Есенина.

— Это песня антоновских бандитов. Они пели ее, когда их Тухачевский уничтожал. Да, Сергей, это их песня? — спросил, хитро прищурясь, Эрлих.

— Ну, раз знаешь… — развел руками Есенин и побледнел, повернувшись в сторону двери и прислушиваясь: — Тихо! Нас подслушивают!

Все затихли.

— Брось, Сергей, тебе показалось! — махнул рукой Устинов. Но Есенин стремительно подошел к двери и резко открыл ее. В коридоре, схватившись за лицо, взвыл чекист, что преследовал Есенина последнее время. Есенин озверел. Он схватил чекиста за горло, повалил и стал душить:

— Ах ты гнида гэпэушная! Задавлю, сука!

Чекист захрипел, в отчаянном рывке повалил Есенина и вырвался из его рук. Подоспевшие Устинов с Эрлихом обхватили Есенина и утащили в номер, а чекист, подобрав фуражку, бросился прочь по коридору. Спустившись на первый этаж, он вбежал в комнату коменданта.

— Вляпался! Попался! — сипел

он, потирая шею. — Есенин застал меня у двери номера… Я слушал, как он бандитскую песню пел… И вдруг он выскочил… дверью по лбу… За горло меня, гад! Еле вырвался!

Сидящий за столом коменданта гостиницы Блюмкин — а это был он, Есенин не обознался тогда на вокзале — презрительно процедил сквозь зубы:

— Он взял тебя за горло?.. А оружие при тебе?

— При мне… вот, — показал наган чекист. Блюмкин улыбнулся ядовито:

— Почему же ты его не застрелил? Он же напал на тебя! По уставу ты должен был применить оружие… застрелить на месте: ты же при исполнении!.. Знаешь, что тебе грозит в этом случае, стоит мне доложить? — Он кивком головы указал наверх.

— Уволят?.. — неуверенно ответил чекист.

— Уволят из жизни, понял?

— Понял, товарищ Блюмкин!

— Исаков, — зло поправил Блюмкин.

— Понял, товарищ Исаков! Я прошу вас, поверьте, больше ошибки не будет! В следующий раз рука не дрогнет! Отца родного не пощажу! Только не докладывайте, — трясся от страха чекист.

— Хватит! Выпей водки, успокойся! Сиди здесь и не попадайся больше Есенину на глаза. Я дам команду, будь начеку!

Глава 16

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ

В наступившем перерыве работы XIV съезда Сталин пригласил к себе своих сторонников: Кирова и Чагина, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Прохаживаясь по кабинету с трубкой в руке, он неторопливо излагал свои соображения.

— Троцкий своими «Уроками Октября» дискредитирует Ленина как главного руководителя восстания и партию, организовавшую его. Я не прав, Сергей Миронович? — остановился он около Кирова.

— Правы, Иосиф Виссарионович! Всем известно, решающая роль в перевороте принадлежала практическому центру по руководству восстанием: Свердлову, Сталину, Дзержинскому, Бубнову и Урицкому.

Услышав свою фамилию, Сталин довольно улыбнулся в усы и продолжал:

— Особенно мне не понравилось его утверждение о том, что Ленин при каждом подходящем случае вколачивал мысль о неизбежности террора. Троцкий говорит о Ленине как о самом кровожадном из всех кровожадных большевиков. А сам в стороне! Это возмутительно!

— Иосиф Виссарионович, в Тифлисе Чеидзе показывал мне письмо Троцкого к нему. В письме он очень резко отзывался о Ленине, — вставил Чагин, уловив момент, когда Сталин раскуривал трубку.

— Вы не помните, что конкретно? — прищурился на него Сталин.

— Помню дословно: «Здание ленинизма построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения». Кроме того, в письме Троцкий назвал Ленина «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в русском рабочем движении».

Сталин, улыбаясь, покачал головой.

— Вах! Какая память у вашего второго секретаря, Сергей Миронович! Я считаю, товарищ Чагин, вы должны выступить двадцать девятого на съезде! Я попрошу председательствующего дать вам слово. Процитируйте товарища Троцкого, пусть порадуется троцкистско-зиновьевская оппозиция и примкнувшая к этим политическим проституткам старая партийная блядь, Крупская! Пусть у нее совсем глаза вылезут из орбит. Ха-ха-ха! — засмеялся он своей остроте.