Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее
Шрифт:
Человеческий фанатизм не имеет пределов.
Пикировщики совершенно разгромили соединение лесной тропы с дорогой, ведущей к морю. Сотни трупов русских лежали в их лисьих норах. Некоторые почерневшими пальцами сжимали повязки, наложенные слишком поздно. Офицер, раненный в ноги, едва успел снять брюки, как упал мертвым в пулеметное гнездо головой вниз. Его бледные ноги, по которым ползали сотни мелких личинок, торчали из земли.
Три молодых немца, отправленных в патруль в начале операции — это было 10 дней назад, сумели пробраться вниз к речке, несущейся по камням между укреплениями русских. Их тела лежали на камнях,
Мы добрались до знаменитого Туапсинского шоссе. Деревни на этом перекрестке больше не существовало, от нее остались лишь несколько огромных кратеров. Под железнодорожной насыпью виднелись маленькие тоннели, предназначенные для стока воды. Красные превратили их в импровизированные госпитали. Раненые, о которых все забыли, уже два дня лежали в этих ледяных коридорах. Они все умерли от недостатка ухода.
Прекрасная река разлилась за дамбой. Я решил было выкупаться в ней, но тут же пробкой вылетел обратно: повсюду плавали высохшие трупы. Вам не удалось бы вымыть руки, не натолкнувшись на один из них.
Мы провели ночь на голой земле среди домов, превращенных в вонючие склепы. Это лучше любой проповеди убеждало в бренности бытия.
Бури и ущелья
В октябре 1942 года нами был захвачен большой кусок дороги между Майкопом и Туапсе, что было важной победой. Нам оставалось пройти всего 20 километров, чтобы добраться до крупного нефтяного порта. Мы приближались к своей цели.
Ночью нам удалось кое-как отдохнуть, но на следующее утро мы покинули шоссе, чтобы начать второй обходной маневр через леса. Мы прошли несколько километров по дну долины, а затем снова вошли в дикий дубовый лес. Шел проливной дождь. Земля, усеянная гниющими трупами, стала особенно вязкой. У нас не было отличного снаряжения альпийских дивизий, ни коротких курток, ни железных кошек. Наши длиннополые шинели уныло волочились по грязи. Мы сами поскальзывались на склизкой земле. Для нас продвижение по этим диким и мокрым джунглям превратилось в сплошные мучения. Люди проваливались в овраги.
Добравшись до вершины горы, мы увидели знаменитый нефтепровод. Он проходил на полдороге вниз по склону от одного холма к другому, отважно перепрыгивая через долину. На противоположном хребте русские построили укрепления. Их окопы спускались с гор в долину. Пока одна наша группа шла вдоль долины, я поднялся к толстой черной трубе, держа в руках автомат. Сев верхом на трубу, я перебрался через ущелье, а в 50 метрах подо мной мелькали всяческие ловушки. Я благополучно добрался до противоположной стены ущелья, и следом за мной потянулась целая цепочка таких же развеселившихся «всадников».
Ближе к вечеру мы сумели взобраться на склон вражеской горы, мимо которой уже прошел передовой патруль немецких горных егерей. Красные были перебиты прямо на позициях, они так и стояли в своих узких окопах.
Мы едва успели поставить свои жалкие палатки на вершине, как на нас обрушился первый из осенних ливней.
Наши палатки были собраны из треугольных кусков брезента с прорезью посередине, которые служили солдатам накидками. Чтобы поставить палатку, требовалось собрать четыре таких полотнища, растянув их на площади примерно два на два метра. Но четыре полотнища означали четыре человека, поэтому нам предстояло вчетвером спать на крошечном пространстве, а также затащить туда все свое снаряжение.
Еще больше осложняло положение то, что палатку
У нас не было ни соломы, ни сухих листьев, чтобы постелить на землю, вообще ничего, кроме этой самой мокрой земли. Буря бушевала всю ночь. Мы находились на самой вершине горы. Страшный ливень, вдобавок перемешанный со снегом, в любую минуту мог снести наши жалкие укрытия. Хлещущая вода проникала в десятки отверстий, появившихся в брезенте за полтора года службы, и текла по лицам. Вдруг раздались громкие крики. Часть палаток была смята, брезент лип к телу, люди боролись с ним и ругались.
Несколько советских солдат вечером были захвачены на горе. Ночью они были посланы к нам.
Они скорбной толпой собрались вокруг нашего бивуака. Почти все они были зелеными пацанами из Краснодара в возрасте около 16 лет. Их насильно отправили в Туапсе, где они провели четыре дня, чего едва хватило, чтобы научиться стрелять из автомата. Их слишком большие ботинки были настоящим орудием пытки. Большинство из них предпочло сбросить башмаки, и сейчас они босиком топтались по грязи. Так как у нас просто не было никаких помещений, им пришлось мокнуть под дождем. Они прижимались друг к другу, наполовину захлебнувшиеся и измученные.
Когда наступил день, они с неизбывным славянским фатализмом принялись обшаривать трупы своих товарищей, погибших ранее. Примерно через час все трупы оказались раздеты догола. Пленники не только взяли себе гимнастерки и шинели мертвых, но даже их носки и белье. Когда колонна пленных направилась в тыл, они оставили нам длинные ряды голых трупов, блестевших под сильным дождем.
Ливень длился три дня. Снег с дождем валил густыми хлопьями. Мы пытались разводить маленькие костры в наших палатках, но дерево также промокло. В результате мы получали клубы едкого дыма, который драл глаза и горло. Весь день и всю ночь ливень хлестал без единой передышки, снося палатки и поливая нашу одежду. Причем у нескольких солдат не было даже таких палаток, и кое-кому приходилось забиваться в какие-то норы.
В первый вечер мы сумели-таки затащить наших лошадей на вершину горы. Нещадно поливаемые холодным дождем, они жалобно смотрели на нас. Вспоминая, что именно происходило в то утро, я вижу, как они падают, мертвые от утомления и страданий.
Трупы русских продолжали гнить. Их животы постепенно становились зелеными, цвета молодой травы. Постоянное присутствие множества голых трупов в конце концов взбесило нас. Пинками мы подкатили их к обрыву и сбросили вниз. Один за другим они летели в ущелье глубиной 500 метров и шлепались на дне в грязную воду.
Наше изнурительное восхождение, дни и ночи, проведенные на исхлестанной ливнями вершине, оказались совершенно бессмысленными. Мы получили приказ отступить к дороге на Туапсе и вернуться в южные леса, но другим путем. Теряя сознание от усталости, мы снова пересекли трубопровод и устроили лагерь в долине.
Шоссе, ведущее к морю, было усеяно сожженными русскими повозками. Повсюду валялись дохлые лошади, раздавленные немецкими танками. От них не осталось ничего, кроме плоских шкур. Артиллерия грохотала непрерывно. Советские самолеты пикировали на нас, сбрасывали бомбы, но чаще всего мазали. Слева от нас текла по огромным серым и красным камням большая река Пшиш. Мы пересекли ее на лодках, привязанных к тросу, протянутому через поток, причем нам пришлось проявить акробатическую ловкость. В результате мы оказались перед большим железнодорожным туннелем.