Эсфирь, а по-персидски - 'звезда'
Шрифт:
– На тот свет! Даже если тебя не укусит змея, когда ты будешь лежать под камнями, и не загрызет ночью голодный шакал, ты все равно погибнешь от голода и холода, - докончил за брата Иаир.
– Неужто ты, мой братец, настолько глуп, что надеешься в одиночку перейти в пустыню. Да ты, Абихаил, просто болен опасным безумием!
– Мой мальчик, ты говоришь, "пересеку пустыню", будто это двор нашего дома, - спокойно сказал Аминадав, который по природе своей редко возвышал голос и считался тишайшим из людей.
– А знаешь ли ты, что такое пустыня? Ты будешь видеть перед собой зеленые
– ...Или вонючего дерьма шакала!
– не удержался Иаир.
– Вот тогда ты сразу вспомнишь и про мой хлеб, и про мои пуговицы, да-да, ты их все сразу вспомнишь, все до одной - и с двумя дырочами, и с четырьмя дырочками, и с ушком, и с перламутровым узором, и крупные, и мелкие, бисерные... Ты будешь видеть их у себя под ногами, и мечтать хоть одну поднять с земли, но у тебя в руках окажется вонючее...
Иаир распалился и хотел добавить что-то еще, но заметил строгий взгляд Аминадава, и осекся на полуслове - он вспомнил, что перебил старшего брата.
"Запомни, глупца убивает гнев, и несдержанного губит излишний пыл", так нередко говорил Аминадав Иаиру и тот вспоминал его уроки, причем в самые гневливые минуты жизни.
– Знай, мой мальчик, что только бедуины умеют пересекать на верблюдах великую пустыню, передвигаясь большими караванами, - ровным, ласковым голосом продолжил Аминадав.
– Они возят с собой ослов, кур, собак, большие бурдюки с водой, потому что верблюды для них - это все равно, что двигающиеся дома...
– Тогда я попрошусь к ним в караван и поеду с бедуинами!
– Ничего не получится, - эти люди молятся своим, пустынным богам, и как только они увидет, что ты молишься нашему богу, они тут же убьют тебя или бросят на полпути, что тоже равносильно смерти...
– Зачем ты мне сейчас все это рассказываешь, Аминадав? Я тебя не узнаю! Ты же сам говорил: есть ли что трудное для Господа?
– с обидой в голосе воскликнул Абихаил.
– Тогда я буду как Моисей, и передо мной сами расступятся красные пески пустыни, как морские волны.
– Никто не может назначить сам себя в пророки, - смущенно пробормотал Аминадав, по привычке разглаживая свою раздвоенную бороду, которая в то время была только наполовину седой, а наполовину - русой, в мелких, золотистых кудрях. Эта борода словно бы вытекала из уст Аминадава, как тихая река, которая потом разделялась на два потока, и добрый, улыбчивый служил её истоком.
– Иди, но знай, что от меня ты не получишь даже дыма от очага! сердито отрезал Иаир.
– Тебе ведь и без того каждую ночь на голову будет сыпаться манна небесная, и ты будешь варить её в котле, и делать сладкие лепешки и похлебку - не забудь только взять с собой самую большую ложку!
– Ты можешь говорить все, что угодно, брат, но я все равно не буду жить в каменном городе и торговать вместе с тобой гнилыми нитками! Я мечтаю, как мои предки, сажать плодовыеи деревья, разводить овец и во время молитвы видеть перед глазами реки и холмы, а не зубцы царских башен. Раз вы так говорите, скоро я сам накоплю много денег, куплю себе верблюдов, такой же большой будрдюк для воды, как у бедуинов, и тогда все равно уеду...
–
– обрадовался Аминадав.
– Верблюды дорого стоят, и тебе, мой мальчик, сначала придется как следует потрудиться.
Признаться, он уже с нескрываемым страхом гладел на младшего брата, который говорил с опасной горячностью, и при этом глаза его неистово сверкали, а в уголках рта собралась белая пена, как у безумного.
Иаир хотел сказать ещё что-то ядовитое, но не успел.
– Оставь его, - тихо шепнул Иаиру сильно опечаленный Аминадав.
– Это я виноват, что не сумел до конца понять его помыслы. Но теперь я буду внимательнее и сделаю все возможное, чтобы наш брат не сделался и вовсе бесноватым дурнем.
И Аминадав сдержал слово старшего брата - со временем он сумел гораздо глубже проникнуть в душу Абихаила и сильнее влиять на него своими советами. А когда тот сделался взрослым юношей, а сам Аминадав стал почти что стариком с раздвоенной, но теперь уже совершенно седой бородой, старший брат мудро решил не удерживать Абихаила в Сузах, в "каменном мешке" города. Как следет посоветовавшись, старшие братья купили Абихаилу домик в селении, расположенном в двух днях пешего пути от престольных Суз, помогли развести там коз и овец, насадить садовые деревья и незаметно даже наладить торговлю самыми простыми тканями и нитками, необходимыми селянам и местным рыбакам.
Все это придумал мудрый Аминадав, и, как оказалось, трудно было лучше устроить судьбу младшего брата, потому что теперь он жил на свободе, но в то же время без излишней печали и нужды, и уже не рвался с одним посохом убежать в пустыню.
С тех пор Абихаил и впрямь перестал рассуждать про покупку верблюдов для каравана, а вскоре женился на женщине по имени Анна, тоже из иудеев, и они прекрасно зажили вдвоем в новом доме вместе со всеми своими козами, овечками, курами, петухами и дворовыми собаками.
Средний брат, Иаир, был весьма доволен судьбой брата, потому что сельская лавка вскоре стала приносить маленький доход и, по крайней мере, не была ему в убыток. Аминадав тихо радовался, что, несмотря на немалые трудности, ему все же удалось выполнить завет отца и позаботиться о младшем брате, который мог бы слишком далеко зайти в своих причудливых мыслях, потому что с самого детства был не такой, как все, с большими странностями.
К сожалению, Анна оказалась женщиной беплодной - у неё не было детей, но Абихаил нисколько по этому поводу не печалился. Они старались не говорить об этом, и уж, конечно, вместе не...
2.
...сидели и плакали.
".. На реках Вавилонских сидели мы и плакали, плакали,
когда вспоминали о Сионе.
Там на ивах повесили мы арфы наши,
Потому что те, кто нас пленил, просили от нас песен,
А те, кто над нами глумился, - требовали веселья..."
– Нет, нет, не надо больше песен, расскажи лучше про дорогу. Я люблю слушать про дороги. Она ведь была длинной, та дорога, да, дядя Абихаил?
– Да, очень длинной. Потому что прямой путь вел через непроходимую сирийскую пустыню, и сначала приходилось все время идти на север, чтобы потом, наоборот, свернуть на юг, к земле обетованной...