Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа
Шрифт:
Азеф нашелся, рассмеялся:
– Если б Создатель жил на земле, люди выбили б ему все окна. – Это была еврейская поговорка. – Хорошо, что у меня нет своего дома с окнами.
Люба прижалась к Азефу:
– Ах, как я счастлива с вами!
Азеф решил: надо самому быть умнее и сообщать полицейским ищейкам только такие сведения, которые они при всем своем разгильдяйстве не сумеют использовать своему сотруднику во вред. Деньги, конечно, это всегда хорошо, но молодая жизнь гораздо лучше.
С
Но страх разоблачения, появившийся после первого доноса, навсегда поселился в сердце этого человека. И даже столь необходимые пятьдесят рублей, ежемесячно поступавшие из Департамента полиции, и еще столько же к православной Пасхе, не заглушали тревогу.
К счастью для Азефа, расследованием невыгодных для него слухов никто серьезно не занимался. К тому же соратники постоянно менялись. Одни бросали учебу и уезжали, другие оканчивали политех и тоже отбывали восвояси.
Прибывали новички, становились на казавшийся им романтическим путь революционеров и с восторгом слушали речи старших товарищей, проникнутые пафосом борьбы против загнившего царизма. Азеф предпочитал отмалчиваться.
Он времени не терял: изучал электротехнику, русский язык и литературу, философию, историю. Поразительно быстро он научился грамотно писать и полностью избавился от местечкового произношения.
Душа общества
Однажды случилась новая крупная неприятность, которая могла бы сломать не только карьеру, но и жизнь Азефа.
В Карлсруэ появился новенький студент-украинец, ему было семнадцать лет, а его фамилия была Коробочкин. Он был сытенький, чистенький, ровненький, с румяной мордашкой и глазами, сиявшими наивностью и молодым счастьем.
У него были хорошие рекомендации от социалистов Киева и Харькова. По этой серьезной причине новичок был приглашен в пивнушку. Когда Коробочкин явился туда, студиозусы гуляли уже вовсю.
Малость захмелевшие товарищи приняли его тепло, всем хотелось знать свежие новости с родины. Все желали новичка посадить к себе поближе, налили шнапса. Юделевич обнял гостя:
– Познакомьтесь, это Люба Менкина, а это, рядом, ее друг и душа общества Евно Азеф.
Азеф, добродушно улыбаясь, поднялся со стула.
Коробочкин, словно увидал прокаженного, отпрянул:
– Евно Азеф?
У Азефа внутри все похолодело. Меерович с удивлением спросил:
– А почему это вас удивило?
Азеф, стараясь скрыть волнение, улыбнулся:
– Моя слава так велика? – и протянул Коробочкину руку. Пухлая ладонь осталась висеть в воздухе.
Коробочкин
– Товарищи студенты! Знаете ли вы, что этот самый Азеф, – ткнул пальцем тому чуть не в глаз, – гнусный предатель? Именно он донес на группу социалистов в Ростове-на-Дону, именно он регулярно извещает Департамент полиции обо всем, что у вас происходит. Например, о том, что вы месяца два назад читали Кропоткина и Бакунина. Было это или, может, нет?
Все, крайне озадаченные, закивали согласно головами:
– Это было! Но откуда такие сведения у вас?
Коробочкин гневно продолжал:
– Вы думаете, что Азеф – друг? Вы ошибаетесь! Это законченный негодяй, потому что он фискал. Он ведет себя в высшей степени непорядочно!
Наступила тяжелая тишина. Азеф нервно сглотнул, прохрипел что-то невнятное, зато Меерович стальным тоном повторил:
– Сударь, я интересуюсь знать: откуда у вас такие сведения? Назовите источник, или вам придется отвечать за клевету.
Коробочкин сквозь нервические слезы выдавил:
– Простите, но я не могу вам сказать… Я дал слово… Но это сообщил очень осведомленный человек, это правда – Азеф доносчик. – Обличитель очень волновался и, видимо, по этой причине стал грызть ногти.
Теперь все вопросительно глядели на Азефа. И он сказал:
– Молодой человек, здесь принято грызть гранит науки, а не ногти!
После секундной паузы молодые революционеры разразились громовым хохотом, который, едва начав стихать, вдруг возобновлялся с новой силой. Меерович, держась за живот, едва не катался по полу:
– Ох, умру от смеха! Приехал сюда грызть ногти! Уф!..
Люба Менкина не смеялась, она презрительно смотрела на Коробочкина:
– Хорош гусь, оболгал, а доказать не желает! Так что это значит – ваши обвинения?
Азеф весело ответил:
– А это значит то, что этот славный господин связан с охранкой, имеет там друзей. И много, Коробочкин, вам там платят?
Коробочкин не обращал внимания на Азефа. Он, несколько успокоившись, произнес, глядя на Мееровича:
– И все же вы должны, товарищи, мне поверить! Мне сказал очень надежный человек, он хоть и полицейский, но сочувствует революции.
Люба прокурорским тоном крикнула:
– Фамилию полицейского назови!
Коробочкин вздохнул:
– Простите, назвать его не могу… Я дал слово.
Меерович, презрительно глядя на обличителя, сурово сдвинул брови:
– Последний раз спрашиваю: ничем свое обвинение подтвердить не можете? Евно Азеф – лучший среди нас, убежденный социалист. И сведения, которыми вы здесь оперируете, могут исходить только от охранки – с провокационной целью, чтобы в наших рядах посеять смуту. Приемчик старый!