Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах В. Набокова
Шрифт:
25 лет — роковой возраст и для других героинь романа. Людмила (ей 25 лет, с. 21) после слов Ганина о разрыве «лежала как мертвая» (с. 49). Клара говорит, что по телефону «у нее был загробный голос» (с. 83). Кларе в последнюю ночь романа исполняется 26 лет, но она остается вместе с другими обитателями пансиона в «доме теней» (с. 168).
Пять— число, традиционно связанное с розой, символизирующее ее пять лепестков. Пять в романе — цифра Машеньки. Ганин хранит ее «пять писем» (с. 79). Узнав о приезде Машеньки, Ганин видит, как в небе «огненным осторожным шепотом проступали буквы… и остались сиять на целых пять минут…» (с. 43–44). Он выходит на улицу и замечает «пять извозчичьх пролеток… пять сонных… миров в купеческих ливреях…» (с. 44). Воскресение образа Машеньки ощущается героем как собственное воскресение, знаком которого служит возвращение пяти чувств [58] .
58
Осязание: о тропинке, по которой гуляла Машенька: «…он знал этот путь на ощупь и на глаз, как знаешь живое тело…» (с. 73).
Зрение: Ганин вспоминает, как он останавливался и «глядел через поля на одну из тех лесных опушек, что бывают только в России, далекую, зубчатую, черную…» (с. 74). Приведенная цитата — перепев блоковских
Обоняние: примеры возвращения/вспоминания запахов приведены в тексте.
Слух: Ганин вновь переживает сцену в лодке: «Поодаль ровно шумели шлюзы водяной мельницы…» (с. 89).
Вкус: вспоминая драку с сыном сторожа, Ганин снова чувствует, как «изо рта у него течет что-то теплое, железистое…» (с. 105).
Символика цифры «пять» повторяется в романе и в пародийном варианте: так, Людмила «просидела пять часов» (с. 20) у Ганина.
Семь.«Семь русских потерянных теней» (с. 38) обитают в берлинском пансионе. Причастность персонажей миру потустороннему прочитывается как отсылка к семи смертным грехам. Цифра «семь», с которой связана полнота человеческого образа [59] , приобретает в романном воплощении очевидный пародийный смысл.
Роман длится семь дней, замкнутый цикл, неделю, время сотворения мира. Ср. уже приводившуюся выше цитату о том, что Ганин «был богом, воссоздающим погибший мир» (с. 54). Семь, число законченного периода, принято связывать с переходом к новому, неизвестному, открытому, каким и видит свой дальнейший путь Ганин.
59
«Le nombre sept le symbole de la Totalit'e humaine, m^ale et femelle `a la fois.» — Dictionnaire des Symboles. Paris, 1994. P. 862.
Семнадцать —число глав романа. В них укладывается воскрешенный и прожитый заново роман с Машенькой. В финале эта полная живая жизнь кажется герою исчерпанной до конца (ср. «он до конца исчерпал свое воспоминание, до конца насытился им…») (с. 168). Представляется, что Набоков заимствует символику числа 17 у древних римлян, считавших его роковым. Цифры, его составляющие, при переводе в буквы и перестановке: XVII–VIXI, — значат на латыни: «я жил».Именно таково смысловое содержание романа «Машенька».
В финале романа Ганин покидает русский пансион, уезжает из Берлина. «Он выбрал поезд, уходивший через полчаса на юго-запад Германии… и с приятным волненьем подумал о том, как без всяких виз проберется через границу, — а там Франция, Прованс, а дальше — море» (с. 168–169). Еще ранее в разговоре с Кларой Ганин говорит: «Мне нужно уезжать… Я думаю в субботу покинуть Берлин навсегда, махнуть на юг земли, в какой-нибудь порт…» (с. 116). Каков же смысл ганинского маршрута, на юг земли, к морю, в порт? [60]
60
«His decision to board a south — bound train may reflect a desire to escape the reality of his (Ganin. — N. B.)present life as much as a desire to create something new». — Connolly J. W.Nabokov’s Early Fiction. P. 43. Такова интерпретация отъезда Ганина на юг, к морю, утвердившаяся в работах о романе «Машенька».
Еще до воспоминаний о Машеньке Ганин, «испытывая тоску по новой чужбине» (с. 18), отправляется гулять по Берлину: «Подняв воротник старого макинтоша, купленного за один фунт у английского лейтенанта в Константинополе… он… пошатался по бледным апрельским улицам… и долго смотрел в витрину пароходного общества на чудесную модель Мавритании, на цветные шнуры, соединяющие гавани двух материков на большой карте» (с. 30–31).
Описанная картинка содержит скрытый ответ: цветные шнуры маркируют маршрут Ганина — из Европы в Африку. Ганин, молодой поэт, ощущает себя литературным потомком Пушкина. Пушкин и есть неназванный Вергилий Набокова, чье имя, как и главный образ романа, зашифровано посредством аллюзии.
Фамилия героя — Ганин — фонетически возникает из имени пушкинского знаменитого африканского предка — Ганнибал (другой смысл имени см. выше) [61] . Знаменательна в этом контексте научная подробность ведущего образа романа, соловья, символа певца любви, поэта, т. е. самого Ганина. «Общеизвестны два европейских вида соловья: восточный и западный. Оба вида зимуют в Африке» [62] . Путь Ганина в обратном направлении повторяет путь Ганнибала: Россия — Константинополь/Стамбул — Африка. Остановка в Берлине осознается героем как тягостная пауза. Тоска Ганина «по новой чужбине» и предполагаемый маршрут — аллюзия на стихи Пушкина:
61
Путь героя — в Африку — обнаруживает и пародийного двойника Ганина в романе — Колина. Его фамилия прочитывается, в свою очередь, как пародийная отсылка к Николаю Гумилеву, поэту, для которого Африка была не родиной предков, а адресом смелых и экзотических путешествий. 6 мая 1923 года в «Руле» Набоков напечатал стихотворение «Памяти Гумилева», в котором африканская тема объединяет Гумилева и Пушкина.
Гордо и ясно ты умер — умер, как Муза учила. Ныне, в тиши Елисейской с тобой говорит о летящем медном Петре и о диких ветрах африканских— Пушкин.62
Вагнер Ю.Соловей… Энциклопедический словарь. Op. cit.
63
Пушкин А. С.Полное собрание сочинений: В 9 т. М., 1935–1938. Т. 5. С. 36–37.
Эта 50-я строфа из первой главы «Евгения Онегина», а также сделанное к ней примечание Пушкина о своем африканском происхождении стали много лет спустя объектом исследования Набокова. Оно опубликовано под названием «Абрам Ганнибал» в качестве первого приложения к Комментариям и переводу «Евгения Онегина» [64] . Составившие работу научные разыскания были сделаны Набоковым, конечно, позднее, однако интерес его к Пушкину наметился в ранней юности, а внимательное всматривание/вчитывание в произведения и биографию поэта совпадают, по крайней мере, с выбором собственного писательского пути. Отсюда в образе Ганина, героя первого романа Набокова, молодого поэта, условного потомка Пушкина, возникают знаки биографии знаменитого пушкинского предка. Ср. принцип зеркального отражения прошлого и настоящего в «Машеньке». Так, у Ганина «два паспорта… Один русский, настоящий, только очень старый, а другой польский, подложный» (с. 122). Ср.: Абрама Ганнибала крестили в 1707 г. Крестным отцом его был Петр 1, а крестной матерью — жена польского короля Августа II [65] .
64
Nabokov V.Abram Gannibal. Appendix One — Eugene Onegin. Trans. with commentary… V. III. P. 387–487.
65
Ibid. P. 424. Герой романа разъясняет Подтягину: «Меня, правда, зовут Лев, но фамилия вовсе не Ганин» (с. 122). В Приложении Набокова читаем: «Официальным именем крестника Петра I стало Петр Петрович Петров (христианское имя, отчество и фамилия), но в Турции он привык к имени Ибрагим и получил разрешение называться по-русски соответственным именем Абрам или Авраам». (Набоков В.Пушкин и Ганнибал. Версия комментатора. Перевод с английского Г. М. Дашевского. В: Легенды и мифы о Пушкине. Сборник статей. СПб, 1995. С. 36). Фамилию Ганнибал капитан Петров стал носить около 1727 года, после возвращения из Франции. Набоков пишет: «Пушкин совершенно верно галлицизировал взятую фамилию, которую Ганнибал скорее всего вывез в 1723 году из Франции» (там же. С. 37).
Потаенное пушкинское присутствие проявляется и в метафоре-доминанте романа. Возможно, сюжет стихотворения «Соловей и роза» Фет заимствовал не непосредственно из ориентального источника [66] , а у Пушкина. См. его стихи «О дева-роза, я в оковах», «Соловей» [67] . Симптоматично, что отсылка к Пушкину содержит наравне с мужским и женский центральный образ романа. Например, описание Машеньки в упомянутых выше свиданиях влюбленных зимой («Мороз, метель только оживляли ее, и в ледяных вихрях… он обнажал ей плечи… снежок осыпался… к ней на голую грудь», с. 107–108) прочитывается как отсылка к героине стихотворения Пушкина «Зима. Что делать нам в деревне?».
66
В истории мировой литературы известны два направления обработки сюжета, связанных с розой: мусульманское и западнохристианское. На Востоке особенно широкое хождение получил сюжет о любви соловья и розы. Байрон «пересадил» его в европейские литературы. В частности, под влиянием Байрона Пушкиным написано несколько стихотворений на этот сюжет: см.: «О дева-роза, я в оковах», «Соловей». (Об этом см.: Жирмунский В.Байрон и Пушкин. Л., 1978.) А. Фет с конца 50-х годов много переводил из Гафиза, персидского поэта XIV века. Источником, которым он пользовался, оказалась книга произведений немецкого философа и поэта Г. Ф. Даумера (1800–1875), написанных в «духе Гафиза». Стихотворение «Соловей и роза» Фет написал, однако, ранее, в 1847 г. Другим источником мог послужить «Западно-Восточный диван» Гете, но там этот сюжет возникает эпизодически и в несколько ином варианте. Таким образом, вполне допустима гипотеза о заимствовании сюжета о любви соловья и розы Фетом непосредственно у Пушкина.
67
Стихотворение А. Пушкина «Соловей» опубликовано в Альманахе «Литературный музеум» на 1827 г. (Пушкин А. С.Т. II. С. 247). Стихотворение «О дева-роза, я в оковах» напечатано в сборнике 1826 г. под названием «Подражание турецкой песне» и с датой: 1820. Дата эта опровергнута положением черновика среди стихотворений, написанных осенью 1824. (Пушкин А. С.Т. I. С. 311). В 1850 г. стихотворение было положено на музыку А. Даргомыжским. В этом сочинении использован специфический прием, глиссандо, встречающийся в подлинном турецком напеве, запись которого сохранилась в архиве Даргомыжского. Подчеркнутая и поэтом и композитором турецкая природа произведения, к которому восходит центральный образ романа, розы, отзывается в промежуточной остановке маршрута Ганина-Ганнибала — Константинополе/Стамбуле.
Так, именно пушкинские строки, в свою очередь, служат указанием на скрытый, неназванный образ Машеньки — розы.
Обнаружение адресата набоковской аллюзии (маршрут героя — маршрут Ганнибала) чрезвычайно важно для взгляда на структуру романа. Исследователи «Машеньки» отмечали «нестрогую рамочную конструкцию» произведения, «где вложенный текст — воспоминания героя — перемешан с обрамляющим — жизнь героя в Берлине» [69] .
68
Пушкин А. С.Т. II. С. 334. Ср. у В. Хлебникова стихотворение: «Русь, ты вся поцелуй на морозе!» (1921) в кн.: Хлебников В.Стихотворения, поэмы, драмы, проза. М.: Сов. Россия, 1986. С. 112. О некоторых экспериментальных приближениях Набокова к Хлебникову см. главу IV наст. издания.
69
Левин Ю.Заметки о «Машеньке» В. Набокова… С. 22.