Ешкин род
Шрифт:
Рявкнул голодный див.
Ешка, тихонько толкнув Ушкана в спину, показала: иди!
И отделилась от спутников, глядя им во след. Со стороны Велько и впрямь выглядел кипчаком: худенький, приземистый. А вот Ушкан... На голову, а то и две выше врагов. Как бы прежде времени не опознали в нём чужого... Ешка охнула. Там, где у людей было сердце, что-то кольнуло. А может, показалось, потому что рубаха совсем промокла... Кто знает.
Уж лучше бы Ешке остаться в мёртвом урочище Мары и не быть вообще. Через какое-то время на неё выскочил Ушкан с лицом белее
Ешка рванулась вперёд.
Велько оказался у костра, схваченный за руку согнутым кипчаком.
Беда! Ешка приготовилась к бою. Не допустит она погибели храброго мальца.
Но Велько вдруг прянул к огню, упал на землю. Кипчак попытался удержать. Велько протянул руку в пламя. Вспыхнул рукав, а потом и кафтан. Кипчак отскочил, а Велько с тонким дитячьим криком, в горящей одежде, бросился на пировавшее чудище.
В тот же миг ярко, точно просмоленные, занялись перья. От рёва чудища словно задрожала ночная тьма. Див дёрнулся, под его лапу попал пылавший Велько. Чудище забило крыльями, заставляя огонь полыхать ещё сильнее.
Див рванулся из своих оков, оборвал цепи и пошёл метаться, давя разбегавшихся в страхе кипчаков. А потом покатился по земле страшным огненным колесом.
Кто-то наткнулся на Ешку, но словно будто и не увидел, промчался мимо.
Движимая горечью и яростью, точно и впрямь была человеком, Ешка понеслась назад. Что она скажет малому?
Она нашла дрожавшего от сырости и холода мальца. И он сразу всё понял. Лёг на землю лицом вниз и не захотел откликнуться.
Где же Ушкан? Зря Ешка не напилась его крови, когда он сам подставил шею, винясь. Зря не растерзала его сразу, как увидела -- почти не дышавшего, с драной спиной...
К утру Ешка, прикрывавшая своим холодным телом мальца, решилась. Она отведёт его к людям. Отыщет Ушкана. Нет, не убить, а просто посмотреть на него. На человека, который хуже нежити.
– Вставай, Боримирко, - сказала она мальцу.
Он поглядел на неё пустыми глазами, в которых не было жизни.
Ешка затрясла худенькое тело -- кожа да кости. Дышит, но не откликается. И не говорит ни слова. Долго пыталась вернуть душу мальца в тело, да где там...
И как полуночница не услышала конского топота и людских голосов? Про человека сказали бы -- утоп в своём горе.
Меж деревьев показались всадники. Княжья дружина. И...
– Вот она!
– дурным голосом заорал грязный Ушкан.
– Это нежить, лесная тварь! Полуночница!
– Какая полуночница?
– возмутился всадник с седой бородой.
– Девка, полонянка кипчакская. С братишкой...
– Нежить она! Кровь людскую пьёт!
– не унялся Ушкан.
– Ты же говорил, что в Бога-на-Кресте веруешь?
– грозно выкатил глаза бородатый.
– Нет никаких полуночниц! И дивов нет!
Ушкан обеими руками стал стирать грязь с груди, показал заживший шрам:
– Верую! Вот он, крест! А она вправду кровь пьёт! А див людей жрал!
С
– А малый-то этот, тоже лесная нежить?
– Нет, - честно ответил Ушкан.
– Это Боримирко. Его с братом Вельком я подобрал в лесу. Кипчаки его село разорили...
– Ты Боримирко?
– спросил старец.
Малец вдруг кивнул и заплакал.
– А эта...
– старец указал на Ешку и строго глянул в глаза Боримирко: - Она вправду кровь пьёт у людей?
Боримирко снова кивнул и прижался к Ешке.
– Слышал я о кровососах от святых людей. Они противу нашего Бога восстали. Но их можно упокоить, если переломать руки-ноги и проткнуть грудь деревянным колом. Засыпать землёй, и если на этом месте через год не появится трава, знать, и в самом деле погребли кровососа.
Бородатый распорядился:
– Слышь, ты вроде Ушканом назвался? Бери, Ушкан, мальца и заботься о нём. Названым отцом ему будешь. И ступай отсюда, куда хочешь. Вот тебе на воспитание...
Отвязал с пояса и кинул на землю шитый золотом кошель.
Ушкан поднял его, плача, кланяясь и повторяя: "Верую!.. Воспитаю!.." Подойти к словно окаменевшей Ешке не решился, поманил Боримирко.
Малец, хныча, ещё теснее прижался к полуночнице.
Два всадника спешились и со словами: "А ведь не врёт, пёс, и в самом деле боится к девке подойти" - оторвали Боримирко от Ешки.
Ушкан подхватил его и быстро скрылся за деревьями.
Старец вдруг оживился и приказал, посверкивая загоревшимися глазами:
– А ну, хватайте-ка её да держите крепче! И это... огня разведите. Есть у меня святыня. Край плаща великого страстотерпца Иония. Пасть ей заткнём и воском зальём.
Ешка не шевельнулась. Для неё всё кончилось гораздо раньше, когда она с родителями пошла в запретный Круг...
***
"Как поредел лес-то", - подумала Ешка и неспешно двинулась вперёд. Она знала, что сейчас вперёд мужиков отыщет деда Ушкана.
И точно -- он сидел у пня, вытянув босые жёлтые ступни, перемазанные глиной. Во время "побега" кое-где распластал кожу, но кровь, видно, от старости не сочилась, запеклась на порезах. Синие губы старца выдували розоватую пену, глаза закатились под лоб. Грудь, не прикрытая разодранной рубахой, часто и хрипло дышала. На ней словно шевелился шрам в виде креста. Ушкан вдруг дёрнулся, стал пальцами хватать землю.
– Вот и встретились, Ушкан, - тихо проговорила Ешка.
– Ты знал, что встретимся. И на мою могилу ходил, вырывал траву, которая на ней всякий раз нарастала. Боялся, что народ подумает: невинную сгубил. Хотел, чтобы меня сочли нежитью. А ведь нежить -- это ты. За то тебя следовало наказать, но я не стану. Выходил, воспитал Боримирко. От него новые корни пошли -- ведь кто-то из его внуков мой бубен отыскал, так? Позабавился с ним. Меня поднял. Теперь смогу сказать про него -- это Ешкин Род. И научу всему, что люди позабыли. Вот теперь прощай!