Эшвин
Шрифт:
Эшвин осторожно прикоснулся к ней, вызвав легкий трепет. Кончиками пальцев скользнул по местечку, где горло плавно переходило в подбородок, и дотронулся пальцем до нижней полной губы, вызвав мурашки. Он обратил внимание на ее реакцию, учитывая на будущее.
Ее обнаженное хрупкое плечо.
Он прикоснулся к ней там, проведя пальцами по гладкой, чистой коже. Отметил чувствительное место на изгибе локтя и сбившееся дыхание, когда вскользь мазнул пальцем по внутренней стороне запястья девушки.
Первый раз, когда
Именно с этого места он и начнет.
Не отрывая взгляда от ее лица, Эшвин поднял хрупкую руку и разомкнул губы. Он понимал, что ее кожа не могла иметь сладкий вкус. Глаза Коры распахнулись, а затем медленно закрылись от сильного желания в миг, когда Эшвин лизнул запястье. Это доставило ему удовольствие.
Он поцеловал ее ладонь. Кончики пальцев. Медленно, осторожно. Мягко. Провел губами по внутренней стороне руки. Плечу. Тонкой линии ключицы. Впадинке на ее горле.
Он усыплял Кору мягкими прикосновениями, пока она не вцепилась в его плечи. Ее дыхание ускорилось, когда девушка притянула его ближе. Ее бедра терлись о его член, пока она извивалась, отвлекая внимание от его собственного состояния физического возбуждения.
Так легко было позволить себе удовольствие!
Кора шла в его объятия добровольно и охотно. С нетерпением. С волнующим отсутствием нервозности и страха, потому что она не была похожа на его личного куратора — его подстилку, сначала из чувства долга и обязанности, а затем из страстного желания и рвения.
Koрa хотела его!
Он мог взять ее в постель и дать Гидеону Риосу чудо, которое тот хотел.
Солдат Махаи, влюбленный до безумия.
Это было бы обращением к религиозной претенциозности человека, его тщеславной надежде на то, что любовь всемогуща и всесильна. Риос бы приветствовал Эшвина с распростертыми объятиями, и больше не было бы никаких обязательств, никаких причин делать выбор между Корой и его миссией.
Кровать была прямо там, но Эшвин не мог этого сделать. Кора пришла к нему расстроенной и уязвимой, в безоглядном и безрассудном доверии.
И неважно, что он никогда не просил ее доверия, или что он уже предал ее многократно и различными способами.
Не говоря ей, почему он здесь.
Не говоря ей, кем она была и что значила для него.
Эшвин ничего не мог поделать с этим, но знал, как быть с удовольствием. Это было единственным, что он мог предложить, что не было бы запятнано ложью, их прошлым и их неопределенным будущим, невозможностью от того, кем они были и где жили.
Он даст ей это.
Освобождение.
И до тех пор, пока он молчит, ему не придется лгать.
Когда девушка снова пошевелилась на его коленях, Эшвин приподнял ее подбородок, и,
Кто-нибудь хоть когда-нибудь прикасался к ней так?
Он знал, что у Коры в Эдеме были встречи с мужчинами — спокойные, вежливые свидания, которые заканчивались около двери ее дома. Иногда Эшвин просматривал видеонаблюдение, едва в состоянии удержаться от необходимости найти тех мужчин, и устранить их, прежде чем они могли причинить ей боль.
И они бы причинили ей боль.
Высоконравственные принципы Эдема отвергали физический гедонизм и чувственные ласки. Секс должен быть совершенно стерильным. Сугубо формальным. А обязанностью женщины, особенно когда она получала разрешение, было рожать, но ни в коем случае не наслаждаться.
Koрa чувствовала.
Она не могла скрыть этого.
Девушка вздрогнула, покраснела и вздохнула от удовольствия, когда он сместил свою руку выше, обхватывая мягкую округлость ее груди. Ее голова упала на плечо мужчины, пухлые губы раскрылись, и он понял — почувствовал всем нутром! Никто никогда не прикасался к ней так, как сейчас сделал он. Если бы это было, они бы попытались пристыдить Кору за эту реакцию.
Эшвин был рад, что никто не пытался. У него не было времени, чтобы вернуться в Эдем и убить их.
— Эшвин! — прерывистое дыхание щекотало его ухо, а затем скользнуло по его щеке. Девушка снова прошептала его имя, едва внятно в почти безмолвной тишине комнаты… и поцеловала его.
Боль, нарастающая низким гулом, взорвалась ослепляющим безумием!
Koрa! Агония!
Боль была неподходящим словом. Кислота горела в его венах. Душа помнила о боли, не менее реальной, чем порождение разума. Это закипающее высшее наслаждение, нерешительное прикосновение ее губ к его губам, как последнее, отчаянное предупреждение…
Агония! Koрa!..
Его член был жестким. Чрезвычайно болезненно жестким. Таким жестким, что следующее же покачивание теплых бедер Коры рядом с ним исторгло хриплый, непреднамеренный стон из горла Эшвина, и он уже не мог отделить то, что было удовольствием, от того, что ощущалось мукой…
Все эти ощущения.
Весь жар.
Вся Koрa!
Он обхватил руками ее бедра и рывком дернул вверх, ломая их поцелуй на несчастное, бесконечное мгновение. Затем Эшвин усадил ее к себе на колени, раскинув ноги, верхом на его член, и лишь несколько слоев хлопка и его мучительно узкие джинсы разделяли их, когда он потянул Кору на себя.