Эскорт для миллиардера 2
Шрифт:
Одри снова вернулась к теме разговора, будучи экспертом в актерском мастерстве.
— Что, черт возьми, ты сделал с моей матерью, чтобы она послушалась тебя?
— Она подумала, что я ... милый, — солгал я.
«Она спросила меня, если я плачу столько денег тебе, то почему же я не смог найти «нормальную» женщину».
— Я сообщил ей, что она больше не сможет когда-либо забрать деньги в центре, где живет твой брат.
— Я говорила с ней об этом прошлой ночью. Ее не заботит ничего, кроме того, за что она
— К сожалению, я получил определенное впечатление от общения с ней — сказал я.
Одри поморщилась.
— Я не могу поверить, что ты отправился туда и увидел своими глазами, где она живет. Ты разговаривал с ней. Мне так стыдно.
Я протянул руку и взял ее за руку.
— Тебе нечего стыдиться. Она не ты. Ты совсем на нее не похожа, и тем самым я хочу сказать, что ты — честная, заботливая, добрая.
— Я не могу поверить, что она сделала это с моим братом. Пойми, я, конечно, могу догадываться о причинах, почему она это сделала, но все-таки.
Слезы уже перестали течь из ее глаз, и на ее лице застыло выражение покорности судьбе.
— Мне, вероятно, следует, подписать документы.
Она взяла бумаги со стола, а я встал и пошел за ручкой.
Она начала подписывать документы, из которых следовало, что ее мать отстранялась от управления счета брата.
— Сколько ты отдал денег в «Новых горизонтах»? — спросила она, не глядя на меня.
— Не имеет значения.
— Конечно, имеет. Ты платишь мне явно абсурдную сумму за две недели. Мы будем просто вычитать эти деньги из нее.
— Нет, Одри. Мы не будем этого делать.
В данный момент она смотрела на меня, и ее челюсти сжались.
— Сколько денег ты отдал моей матери?
— Я не буду сообщать тебе и этого.
— Ты должен, — сказала она. — Я собираюсь вернуть тебе эти деньги, Джеймс. Я не хочу, чтобы это висело на моей совести всю оставшуюся жизнь. Моя мать — это мой крест, а не твой. Я хочу, чтобы она не имела ничего общего с тобой.
— Мы не должны спорить об этом прямо сейчас. Хорошо? — спросил я.
Она закончила подписывать бумаги, и я притянул ее обратно к себе, положив ее голову себе на грудь.
— Просто забудь об этом, — сказал я.
— Ты должен пообещать, что я смогу вернуть тебе деньги. Между нами все должно быть правильным, чтобы я не была тебе ничего должна, — сказала она. — В противном случае, я буду чувствовать себя как потребитель, а не просто шлюхой.
— Прекрати, — сказал я, и гнев начал закипать во мне, но не на Одри, а на ее жизненную ситуацию. — Ты занимаешься тем, чем ты можешь зарабатывать на жизнь в существующих обстоятельствах. Ты не должна стыдиться выбора, который ты сделала. Защищать того, кого ты любишь — это самое важное, что ты можешь сделать.
Она смотрела на меня с тем же упрямством в глазах.
— Мне не стыдно. Я просто хочу, чтобы ты пообещал мне.
— Я пообещаю тебе все, что угодно, Одри.
— Хорошо. Мне уже лучше, — сказала она, и, наконец, расслабилась
— Ты останешься ковбоем, детка, — сказал я. — А я останусь на кровати.
Она обняла меня, застав меня тем самым врасплох.
— Спасибо, Джеймс. Спасибо за помощь моему брату. Ты — хороший человек.
Я приподнял ее подбородок и поцеловал нежно в губы.
— Нет, я не такой.
— Ты ошибаешься, — прошептала она. — Я — ковбой, и я утверждаю, что ты неправ.
Она погладила меня снова по волосам.
— Итак, … ты уже видел некоторые из неприглядных скелетов из моего шкафа. Я помню, прошлым вечером ты сказал, что они есть и в твоем шкафу. Не хочешь поделиться? Так мы сможем выровнять чашу весов между нами по мерзости в нашей жизни.
Я посмотрел в окно, за которым был прекрасный, солнечный июньский день.
— Ты помнишь, что я сказал? О том, что ты не захочешь этого знать?
— Я думаю, что это были мои слова, Джеймс, — сказала она и провела своим пальцем по моей челюсти. — Но если ты не хочешь поделиться, тогда ты не должен этого делать. Я пойму.
Я окинул ее глазами. Дело было в том, что она все понимала. Она была единственной женщиной, которую я встретил за последнее десятилетие, с которой мне было легко. Хотя для меня это было нелегко. Одри была единственной женщиной, которую я встретил за целую вечность, и с которой я почувствовал связь.
— Я потерял очень близкого мне человека. Девушку.
— Мне так жаль. Когда это было?
— Давным-давно. Летом после окончания школы.
Я потер лицо. На самом деле, я никогда не говорил об этом ни с кем. Может быть, бросил пару слов Тоду, когда он спросил меня о том, в порядке ли я. Он был слишком юн, когда это произошло. Я думаю, что он не понимал, насколько это разрушило меня.
— Ее звали Даниэль. Мы встречались в последний год нашего обучения в Академии Филипса (прим. Элитная частная школа, расположенная в городе Эндовер, штат Массачусетс). Я никогда прежде не встречал никого, кто был бы на нее похож. Она училась за счет бюджетных дотаций и происходила из совершенно другой среды, нежели я. Она была гениальная. Открытая. Добрая.
Я улыбнулся при воспоминании о ней.
— Она, наверное, была милой, — сказала Одри. — Что случилось?
— Она собралась с осени учиться в университете Брауна, и я захотел изменить свои планы и последовать за ней туда. Мои родители это не одобрили. Я был принят в Гарвард, который закончил отец, и где по настоянию отца я должен был учиться. Во всяком случае, они были против наших отношений, так как ее семья была даже не из среднего класса, то есть по меркам нашей семьи – никто из Тьюксбери. На самом деле, ее родители были очень хорошими людьми, и я до сих пор общаюсь с ними. Это означает, что они все еще посылают мне открытки на Рождество.