«Если», 1996 № 06
Шрифт:
— Правду? — переспросил я. — Да ради бога… — И умолк. А что тут скажешь, как успокоить маньяка? Сейчас как бабахнет…
Бабахнуло. По лаборатории с лязганьем и клацаньем разлетелись обломки Смертомата.
Как вы догадываетесь, это привлекло всеобщее внимание. А через мгновение раздался возглас:
— Джим! Ложись!
В дверях возник Флойд с неописуемым, но грозным на вид оружием наперевес. Бобик сделал свое дело — освободил его. А Флойд позаботился о Смертомате.
Командир молниеносно развернулся, вскинул пистолет…
А
К чему?
Лампочки археологической находки манили таинственным мерцанием, и мой палец потянулся к ним. Будто по своей воле.
Зачем?
Чтобы коснуться одного из разноцветных огоньков. А то зачем же?
Которого?
Что означали эти цвета для древних нелюдей — создателей загадочной штуковины?
У меня не было ни малейшего представления.
Но зеленый свет всегда говорил мне: «Иди».
Истерически хихикая, я ткнул пальцем в зеленую лампочку…
Глава 26
Вроде бы ничего не произошло. Я отдернул палец и посмотрел на огоньки. Потом на Командира с обнаженным пистолетом. И удивился. Почему это чудо допотопной техники еще не выстрелило?
Затем взглянул на вояку повнимательней. И обнаружил, что он не шевелится. Его будто паралич хватил. Стоит каменным истуканом, глаза стеклянные, на физиономии застыла злобная гримаса.
Подобным же образом вели себя и остальные. Флойд замер в дверном проеме с пистолетом на изготовку и ртом, разинутым в крике. У его ног я только сейчас обнаружил Бобика. Меня окружали ученые в самых немыслимых позах. Простертые руки, поднятые ноги, открытые рты. И — ни звука! Живы или мертвы? Мир превратился в стоп-кадр, и только я не попал к нему в плен.
Я двинулся к Командиру — избавить от пистолета — и увидел, что он с силой давит на спуск. С каждым шагом я все отчетливей ощущал, как воздух противится моим движениям, густеет, твердеет — и вот я словно тщусь пройти сквозь стену. Я не мог даже дышать — воздух превратился в кисель и не желал затекать в легкие.
На меня налетел страх — и отпрянул, едва я шагнул назад. Снова все нормально. Воздух как воздух. Я с удовольствием наполнил им грудь.
«Эй, Джим, а ну-ка осади крышу! — велел я себе, и этот приказ оглушительным воплем разлетелся по безмолвному залу. — Что-то происходит. Что? Началось оно, когда ты дотронулся до зеленой лампочки. Это связано с находкой!»
Я воззрился на нее. Постучал по ней кулаком. Науськал мозги на гениальное прозрение. Поймал!
«Тахионы! Их излучает эта штуковина… Мы об этом знаем — по ним ее выследила ИРИНа. Тахионы — частицы времени…»
Агрегат действует — я его включил, нажав на лампочку. Зеленый — значит, путь
Стазис или скорость. Либо я ускорился, либо мир замедлился. А как определить разницу?
С моей точки зрения, все вроде бы притормозило, даже остановилось. Находка что-то такое делает, излучает хронополе или прекращает движение молекул. Короче говоря, в один миг замораживает все кругом. Куда ни глянь, везде остановилось время, и только в непосредственной близости от устройства этого не случилось. Я подступил еще ближе, погладил его.
— Ах ты, миленькая машинка времени. Хронозамедлялка-тормозилка-прекращалка и что там еще? Фокусница ты моя! Как же мне теперь быть, а?
Она не соизволила ответить. Да я и не рассчитывал. Моя проблема, мне и решать. Придется потратить немного времени на раздумья. Невелика беда: у меня теперь — все время мира. Но рано или поздно придется что-то сделать. Скорее всего нажать на кнопочку другого цвета. Или же так и стоять, тупо глазея на машинку и ожидая смерти от жажды, голода или чего-то подобного. Ну, Джим, какая лампочка нам больше нравится?
С зеленой все ясно — в ретроспективе, разумеется. Я ее выбрал, когда ребром стоял вопрос: быть или не быть? Сейчас я вовсе не уверен, что поступил правильно. Я поднял руку… и опустил. Полным-полно времени, чтобы решать, я же — сама нерешительность. Зеленая означает: иди, трогай, стартуй. Может быть, красная — это «стоп»? Может быть. А как насчет белой и оранжевой?
«Что, Джимми, не по зубам орешек?» — Хотелось произнести это весело, но получилось — обреченно и плаксиво. Я хрустел пальцами; я не знал, как быть. Потом замер и взглянул на пальцы так, будто ответ был напечатан на них. Но увидел только грязь под ногтями.
«Рано или поздно ты выберешь, Джим. Уж лучше рано, пока нервы целы». Я поднял руку… и отдернул. Кажется, я опоздал — нервы уже ни к черту.
«Джим, не раскисай!» Я схватил себя за шиворот и со злостью встряхнул что было сил.
Не помогло. Ни капельки. Ну что ж, тогда русская рулетка? Почему бы и нет? Не гадать же целый век на кофейной гуще? Я снова выпрямил палец и дал себе слово дотронуться до той лампочки, на которую придется конец считалки.
«Эне, бене, раба, квинтер, финтер…»
Я так и не выбрал лампочку, ибо в самый ответственный момент из коридора донеслось шарканье.
Движение?!
В мире, где застыло все и вся?
Я развернулся в прыжке, вскинул руки, принимая защитную стойку. Затем опустил их, внимая шагам, звучавшим все громче. Они приближались к дверному проему…
Они прогремели рядом с окаменевшим Флойдом…
— Чудовища! — завопил я, шарахаясь назад. — Нелюди!
Будь моя воля, я бы умчался сломя голову.
Две жуткие металлические твари. Раздвоенные конечности, многогранные черепа, пылающие глаза, когтистые пальцы. И все это приближалось ко мне. Остановилось. Протянуло руки к головам…