«Если», 2002 № 03
Шрифт:
Но боги бывают добрые и злые — а у нас, в стране хотя и проигравшего, но все еще господствующего атеизма, в злых богов верится как-то легче. Отсюда и естественное появление в эпической фэнтези уже упомянутых богоборческих мотивов, заданных еще Перумовым и Логиновым, а впоследствии подхваченных Сергеем Синякиным. К сожалению, на практике это приводит к тому, что каждый автор норовит придумать богов позлобнее и погнуснее, чтобы оправдать причины, по которым с ними надо бороться.
Другая сторона того же явления — рождение так называемой «dark fantasy», зачинателем которой у нас выступил Андрей Дашков. У писателя появилось немало сподвижников и последователей — достаточно открыть любой выпуск антологии «Наша фантастика», чтобы наткнуться на очередное смакование процесса вызывания демонов, общения с древними богами Востока и прочих магических обрядов с использованием черепов девственниц или драконьего помета — и с последующим выходом в мир Зла, которому бесполезно даже противостоять. Лучше всего совокупность этих явлений можно охарактеризовать как «веру в дьявола без веры в Бога». Воистину, «в русском народе черт с дьяволом борется», как высказалась в своем сочинении одна безымянная абитуриентка.
Возможно, именно как противодействие
Жанр средневеково-исторической фэнтези достаточно специфичен и довольно близко стоит к собственно исторической науке и литературе. Как правило, это конструирование альтернативных миров на основе реального Средневековья (обычно европейского, но бывают и исключения).
Пожалуй, это направление в последние годы дало наибольшее количество любопытных имен и текстов. Достаточно вспомнить «Орию», «Небеса ликуют» и «Олу» Андрея Валентинова, «Летописи Святых Земель» Полины Копыловой, романы Наталии Резановой «Я стану Алиеной» и «Золотая Голова» из цикла об империи Эрд-и-Карнион, «лангедокский» цикл Елены Хаецкой. Увы, из последнего пока издан лишь повесть «Бертран из Лангедока» да опубликованный в «Если» рассказ «Добрые люди и злой пес».
Конечно же, экстремисты встречаются и в этой ветви. Всеобщая переоценка ценностей привела к тому, что время от времени некоторые авторы начинают прямо-таки «агитировать за Средневековье». Они убеждают нас (иногда весьма аргументированно) в том, что этот период в истории человечества был самым возвышенным, романтичным и благородным. Классический пример такого подхода — сериал Андрея Мартьянова «Вестники времен». Позиция автора выглядела бы куда убедительнее, возьми он для заглавного романа оригинальный сюжет, а не используя в качестве источника вдохновения популярную книгу Игоря Можей ко «1185». Но самое главное — несмотря на свою прямо-таки фанатичную верность любимой эпохе, автор так и не сумел воссоздать для нас ее канву, испещренный мельчайшими подробностями быт и тот неуловимый дух, что завораживает читателя и делает мир сотворенный воистину реальным. Как правило, фэнтези указанного направления основывается на максимально реалистичной (или хотя бы притворяющейся таковой) реконструкции тех или иных исторических периодов и достоверном описании подлинных событий, а авторами ее все чаще выступают профессиональные специалисты-историки (Резанова, Валентинов).
Иногда автор может сознательно не выходить за пределы того, что представлялось реалистичным в описываемую эпоху, ограничиваясь лишь взглядом «изнутри» — с точки зрения человека, мировосприятие которого отлично от нашего и подразумевает реальность многих вещей, абсолютно фантастичных для нас. Блестящее умение работать в этом направлении продемонстрировал Святослав Логинов в вышедшем еще десяток лет назад сборнике рассказов «Быль о сказочном звере» и в более позднем романе «Колодезь», а упоминавшийся уже «Мракобес» Елены Хаецкой претендует на звание шедевра жанра. Сюда же примыкает популярный в последнее время поджанр «криптоистории», где в оболочку известных и хорошо задокументированных исторических событий с большим или меньшим искусством вписывается некая «запредельная» сущность — либо взрывающая этот мир изнутри (роман Андрея Валентинова «Дезертир» о Великой Французской революции), либо придающая ему новое толкование и новый аромат. В целом же описанный поджанр представляется нам значительно более перспективным, нежели предыдущие. Хотя бы потому, что изначально подразумевает некий «естественный отбор» авторов по наличию культурного багажа и умению работать с материалом.
Но не менее богатые возможности и у романтической фэнтези. Тем более, что она вполне может сочетать все элементы обозначенных выше субжанров — героический пафос, эпичность изложения, проработанное описание мира, а также полную историчность деталей. Однако, как правило, происходящие в ней события не отличаются судьбоносностью и не претендуют на то, чтобы влиять на пути развития мира. Да и сами герои куда более озабочены личными делами, нежели борьбой с Черным Властелином. Важная составляющая таких произведений — любовная линия и иные варианты тонких межчеловеческих взаимоотношений. Проще говоря, здесь сталкиваются не носители концепций, а просто люди с их желаниями, страхами и слабостями. Тем не менее уход от эпичности изложения и возвращение к отдельному персонажу сближает этот субжанр с героической фэнтези. В принципе, можно сказать, что отличие героического персонажа от персонажа романтического заключается в уровне его интеллекта. И дело здесь даже не в том, что любой Конан, выражаясь словами Михаила Успенского, принадлежит к разряду «альтернативно одаренных». Описать силу, ловкость и храбрость героя куда проще, чем убедительно продемонстрировать его интеллектуальные и
Вообще же романтическая фэнтези собрала пеструю компанию. Когда-то именно в этом русле начинали Марина и Сергей Дяченко («Привратник» и весь цикл «Скитальцы»). Нельзя не упомянуть и Далию Трускиновскую, не забывающую этот жанр и сегодня, что подтверждается выходом повести «Жалобный маг». Наиболее же интересным и многообещающим автором романтической фэнтези представляется Наталий Ипатова. К сожалению, кроме первых трех повестей из пенталогии «Большое драконье приключение», остальные ее произведения можно увидеть лишь на страницах журнала «Уральский следопыт»… Наверное, к этому поджанру стоит отнести и романы о Кенете Элеоноры Раткевич, а также роман «Двойник для шута» Виктории Угрюмовой (на наш взгляд, несравненно более удачный, нежели сага о Каэтане-Кахатанне). Вообще надо заметить, что романтическая фэнтези — скорее, женская область приложения сил. Поэтому грустно наблюдать, как представительницы прекрасного пола толпой рвутся в абсолютно не предназначенный для них «героический» жанр, стремясь то ли отыскать своего Волкодава, то ли стать им…
Конечно, в любой эволюции не обходится без потерь, иногда очень грустных. Одновременно с расцветом обозначенных выше разновидностей отечественной фэнтези практически прекратила свое существование одна из самых почтенных и заслуженных ее ветвей — «городская сказка». А ведь это, в отличие от прочих, сугубо российское порождение, и в западной литературе достойных аналогов не имеет [19] . Признанной классикой и образцом его давно уже стал роман «Мастер и Маргарита», но и до Булгакова существовали писатели, работавшие в том же самом стиле — например, А.В.Чаянов. Более того, «городская сказка» являлась единственным видом фэнтези, существование которого было официально признано советским литературоведением. Жанр этот был четко отделен от «презренной фантастики» и признан наследником славных традиций отечественной классики (Гоголь, Погорельский, Сологуб). В результате «Альтист Данилов» или «Аптекарь» В.Орлова могли свободно публиковаться на страницах «толстых» литературных журналов, традиционно относящихся к фантастике с презрением. Увы, помимо романа Марианны Алферовой «Небесная тропа» за последние годы самым заметным событием в этом поджанре стал чрезвычайно слабый роман Николая Дежнева «В концертном исполнении». Несмотря на свою крайнюю вторичность, этот опус выдержал в «Вагриусе», как минимум, два переиздания (последнее — в претенциозной «черной серии»). Как пародию на «городскую сказку» — и своеобразную эпитафию ей — можно рассматривать романы Далии Трускиновской «Аметистовый блин» и «Нереал». В первом из них видение запредельного, манящего и романтического мира дается лишь как антитеза обыденности, окружающей невольных героев традиционного для Трускиновской «иронического детектива». Во втором случае это выливается в откровенное шоу. Таким образом, перед нами классический пример «синтеза жанров», а если точнее — простое привнесение элемента фантазии, запредельных возможностей и невероятных случайностей в нашу обыденную жизнь. Отчего жизнь отнюдь не становится волшебной, но выглядит значительно более веселой и неожиданной.
19
Это утверждение представляется спорным. Можно вспомнить хотя бы классический пример городской фэнтези» — повесть «Магия Инк.», опубликованную Р. Хайнлайном еще в 1940 году. В современной зарубежной литературе жанр тоже достаточно распространен, и «Если» постоянно публикует подобные произведения. Обратите внимание, например, на рассказы Л. Голдстайн или П.Маккиллип в этом номере.
Однако для этого поджанра не все еще потеряно. Во всяком случае, роман Александры Сашневой «Наркоза не будет» — свидетельство того, что возможности «городской сказки» вовсе не исчерпаны и здесь также возможны неожиданные и странные открытия.
Не так уж важно, осознают ли издатели наличие представленных здесь направлений — в любом случае они ориентируются на их существование, как на некую сформировавшуюся реальность. У каждого из направлений есть своя ниша, свои читатели и свой традиционный набор авторов. Печальный, но общеизвестный факт: издатель боится риска; он скорее предпочтет выпустить вещь, похожую на десяток других, но с гарантией какой-никакой продаваемости, чем решится опубликовать нечто новое и странное, с неясной коммерческой перспективой. Поэтому очень много действительно любопытных и небесталанных текстов все еще хранится в столах у авторов, либо имеет хождение только в электронном виде (как большинство работ Е.Хаецкой). Но то, что они все-таки есть, уже внушает надежду. В целом же можно констатировать: в отечественной фантастике уже сформировался свой собственный «ареал» фэнтези. И эта фэнтези имеет не так уж много общего с зарубежными первоисточниками — как по выбору тем, так и по стилистике, и даже по набору стандартных штампов. А если уж и плохие произведения оказываются слепками с отечественных, а не переводных аналогов — значит, жанр действительно живет своей собственной и независимой жизнью.
Фантариум
Откуда у вас такая нелюбовь к интернету? Любая приличная редакция ведет переписку с использованием современных средств связи, у вас же всё по бабушкиному рецепту: присылайте письма, детки… /Alex Odi, по интернету/
Ну так уж и всё… Давайте не преувеличивать. Единственный случай, когда мы просим читателей пользоваться почтой, это конкурс «Альтернативная реальность». Почему — мы неоднократно объясняли. Можем добавить еще одно соображение. Если человек серьезно относится к своим литературным опытам, если уважает труд людей, которые читают и оценивают его работы, он вполне способен совершить некоторые дополнительные движения души и тела: распечатать рукопись, поместить ее в конверт и отослать в редакцию. Кстати, для литературных журналов, что наших, что «продвинутых» зарубежных, это общее требование (исключение делается лишь для заказанных материалов). Ну а все ваши пожелания, предложения, вопросы, критические работы и т. д. мы с удовольствием примем по электронной почте.