«Если», 2003 № 04
Шрифт:
Наталье Игнатовой удалось в этой мешанине установить четкую систему взаимодействия, «сдержек и противовесов». Иными словами, мир не разваливается, а живет, и динамика глобальных изменений, появляющихся в нем с ходом времени, тоже дана вполне аутентично.
Портят впечатление две вещи. Во-первых, маги, монахи и рыцари — все подряд — пользуются современным тусовочным жаргоном, щедро сеют вокруг себя прикольчики, словечечки, выраженьица… Много раз приходилось слышать: до чего же противно, когда голливудские парни вытягивают свой «Макдональдс», например, в реальность «Тысячи и одной ночи». Как будто наши лучше! Тоже ведь масса умельцев запустить народ. ру на просторы волшебной страны… «Че те так хреново, рыцарь?» — «Отвали, отче!» Кроме того, автор назойливо вбивает в читателя этические схемы какого-то неотамплиерства. Раскручивает длинные монологи и диалоги, иллюстрирующие, что поистине ценно, а что — нет.
Складывается впечатление, что очередная тусовка инфицировала автора очередной доморощенной идеологией, автор решил осчастливить массы ее изложением
Дмитрий Володихин
Нил Стивенсон
Алмазный век, или Букварь для благородных девиц
Москва: ACT, 2003. — 446 с. Пер. с англ. Е.Доброхотовой-Майковой. (Серия «New Wave»). 5000 экз.
Жанр некоторых книг определить почти невозможно. Во всяком случае, если попытаться положить книгу Нила Стивенсона на какую-нибудь литературно-критическую полочку, то придется изобрести что-то неудобопроизносимое. Вроде «пост-нано-кибер-стим-панка». Приемля, как и все последователи киберпанка, любое, даже самое ужасное будущее, Стивенсон в то же время предпочитает строить сюжет не в детективной форме, обычной для этого направления, — он пишет нечто среднее между хроникой и «романом воспитания». Будущее в книге Стивенсона радикально преобразилось, по сравнению с сегодняшним днем. Правда, не при помощи компьютерных сетей, а благодаря нанотехнологии. В этом грядущем мире национальные государства рухнули, человечество раздробилось на множество культурно-национальных племен (фил), враждующих между собой. Среди них крупнейшие и сильнейшие — это Ниппон (Япония), Поднебесная (Китай) и Новая Атлантида. Вследствие успехов в нанотехнологии лидируют все же «атланты» — представители англосаксонских народов, живущие на искусственных островах и культивирующие традиции жеманной и чопорной викторианской Англии. Нил Стивенсон щедро рассыпает на страницах книги самые радикальные научно-технические гипотезы — от интерактивного обучения детей с помощью специальной книги-передатчика (отсюда, кстати, и возникла вторая часть названия романа) до создания живой компьютерной сети из тел членов секты Барабанщиков. Однако главный источник вдохновения американского фантаста — судьба европейских поселенцев в годы Боксерского восстания в Китае. В конце романа, как и в начале XX века, Поднебесная обрушивается на города в свободных экономических зонах. И вновь повстанцы, называющие себя Кулаками, нападают на «заморских дьяволов». История возвращается на круги своя. И кажется, что автора это даже успокаивает. В мире распада, дешевой нанопищи и жутких войн с применением нанозитов хотя бы вечные исторические ситуации остаются незыблемыми.
Игорь Гонтов
Михаил Тырин
Желтая линия
Москва: ЭКСМО, 2003. — 416 с.
(Серия «Абсолютное оружие»). 12 000 экз.
Два наших современника и соотечественника — неудачливый поэт и высокопоставленный адвокат в стесненных обстоятельствах — попадают в мир Цивилизации, то есть колоссального галактического сообщества. Польстились, бедняги, на посулы счастливой жизни в соответствии с единственно верным рецептом…
По тексту рассыпаны авторские подсказки: мол, никакие это не иные миры, а наше будущее. Все «инопланетные» народы антропоморфны, а также, судя по целому ряду ситуаций, их представители могут «скрещиваться между собой и давать потомство». Техника нигде не выходит за пределы легко представимого, а в большинстве случаев напоминает проржавевшую рухлядь из фильма «Кин-дза-дза». Общественное устройство — плоть от плоти того, к которому движется наш мир усилиями глобалистов. Это холодный, лишенный простого человеческого милосердия мир, люди там больше похожи на цифры, да и отличаются они друг от друга в основном количеством заработанных «уцим» (баллов, начисляемых за заслуги перед обществом). Тот, кто нащелкал побольше уцим, сладко ест и мягко спит, развлекается, как захочет. Тот, у кого с уцим проблемы, голодным не останется, но его пищей будет синтетический «комбикорм», а одеждой — роба. Быт предельно стандартизирован. Более того, Цивилизация на периферии ведет «колониальные войны», унифицируя еще не присоединенные народы под единый шаблон. Всех, кто сопротивляется, буквально выжигают. Тырин весьма изобретателен в изображении мелких деталей повседневной жизни Цивилизации. Наконец оккупационный контингент Цивилизации десантируется на Землю… По логике повествования, будущее вторглось в настоящее, «цивилизаторы» пришли, чтобы начать кройку и шитье себе подобных. Главные герои находят в себе силы воспротивиться такому будущему. В итоге новый роман Михаила Тырина получился стихийно антиглобалистским. И, надо отдать должное автору, с художественной точки зрения эта смысловая линия подана безупречно.
Дмитрий Володихин
Аллен Стил
Хронокосмос
Москва: ACT, 2003. — 349 с.
Пер. с англ. В. Ивушиной, В.
(Серия «Координаты чудес»). 5000 экз.
В далеком будущем люди научились путешествовать во времени. Но производимые ими изменения прошлого столкнули хрононавтов с серьезными этическими проблемами. Некая сверхцивилизация, испытавшая на себе последствия подобных изменений, подводит их к мысли о вреде самих подобных исследований. Хрононавты корректируют историю XX столетия таким образом, чтобы предотвратить саму возможность появления машины времени. Это не краткое (слегка искаженное) изложение «Конца Вечности» Айзека Азимова. Это схема сюжета нового (на языке оригинала он вышел в 2001 г.) романа восходящей звезды американской НФ Аллена Стила. Впрочем, нельзя сказать, что Стил совершенно неоригинален. «Хронокосмос» — не плагиат, а римейк. В современной версии меньше романтики и философии, больше огня и железа. Экипажи машин времени не собирались вносить в картину истории какие-либо изменения. Оно так само собой получилось — и менее чем через сто лет привело к Концу Света. Конец Света (падение Луны на Землю) описан в ярких красках. А вызван он той самой сверхцивилизацией. Это не жители будущего, а космические «наблюдатели», рептилии в обманном облике ангелов, которые сами испытали последствия собственных экспериментов со временем и теперь «отслеживают» неразумных «братьев меньших». Герои терзаются вопросом: кто назначил «ангелов» судьями? Потом они об этой проблеме забывают и начинают возвращать историю к норме. В финале корабль «Оберон» не исчезает тихо, как его предшественник у Азимова. Нет, его забрасывают на Солнце — так, видимо, современнее.
Те тысячи читателей, которые ценят в фантастике прежде всего экшн и не считают повторение старых сказок на новый лад пороком, примут роман с благодарностью. Стил показал себя как истинный мастер лихо закрученного действия и катастрофных картин. Видимо, не зря «Хронокосмос», еще в формате повести, в 1997 году удостоился одновременно «Небьюлы» и «Хьюго».
Сергей Алексеев
Крупный план
Глеб Елисеев
Прозаические формулы
В фантастику люди приходят откуда угодно. И очень редко — из литинститута. Большинство писателей-фантастов и у нас, и на Западе начинают создавать научно-фантастические тексты, уже имея за плечами довольно основательное образование и значительный опыт работы по какой-нибудь специальности. И этот опыт неизбежно оказывает влияние на дальнейшее творчество фантаста. Уйти от него невозможно. Да и не нужно. Ведь из этого «дописательского» опыта и возникают обычно самые оригинальные идеи и самые неожиданные образы. Вот и в книгах американского математика и популяризатора науки Рудольфа фон Биттер-Рюкера, в 1980 году «превратившегося» в фантаста Руди Рюкера, хорошо заметно влияние бывшей профессии — в безупречной логике мышления, провоцирующей на самые непредсказуемые фантазии. Харлан Эллисон говорил, что не будь «Новой волны», он бы все равно писал рассказы в подобном стиле. Вот и Рюкер писал бы свои романы точно так же, даже не будь в истории НФ никаких следов киберпанка. Его книги, хотя и причисляются критиками к киберпанку, в действительности далеки от канона подобного рода литературы. Хотя бы потому, что в них нет Главного Супергероя киберпанка. Того, которого У.Гибсон называл «всеобщей матрицей», а его последователи — «киберспейсом».
По большему же счету, Рюкер — один из немногих реальных продолжателей дела Филипа Дика. То есть писатель, осмеливающийся задумываться над самыми сложными метафизическими проблемами. Уже первый его роман «Пространственно-временные бублики» (1981) продемонстрировал главные темы в творчестве Руди Рюкера — интерес к проблеме развития искусственного интеллекта (что и заставило читателей воспринимать его как участника «киберпанковского движения») и пристальное внимание к любым парадоксальным и невероятным научным теориям. В еще большей степени эти интересы проявились в тетралогии о роботах, написанной словно в пику благостным сочинениям о вечном господстве человека над искусственными созданиями. Тетралогия была начата в 1982 году. Уже первой книге «Software» сопутствовал успех — выйдя в свет в 1982-м, она получила в следующем году мемориальную премию имени Филипа Дика. Вторую часть тетралогии ожидала не меньшая удача — в 1988 году роману «Wetware» также была присуждена премия имени Филипа Дика. Именно эти две первые книги и выпустило издательство «АСТ» в серии «New Wave».
Собственно, вся тетралогия вырастает из одного романного события: в 2001 году роботы, разрабатывавшие месторождения на Луне, обрели разум во всей его полноте со свободой воли и способностью не подчиняться человеку. Началось долгое противостояние Земли и Луны, искусственного и естественного разумов. Однако книги Рюкера не являются очередной попыткой эксплуатации заезженного «синдрома Франкенштейна», этого набора извечных страхов создателя перед делом рук своих, присущего литературе о роботах. Фантаст выводит повествование на уровень метафизических рассуждений о том вызове, который бросает человеку Вселенная, будто бы постоянно испытывающая род людской на прочность. С авторами киберпанка его роднит стойкая уверенность в том, что человек способен выжить в самых нечеловеческих условиях. Вера в то, что люди способны обжить любой духовный и интеллектуальный ад. И двигаться дальше, подталкиваемые инстинктом, который так понятен Рюкеру — неистребимым любопытством.