«Если», 2010 № 04
Шрифт:
— Куда? — непонимающе взирает она на меня.
— Куда хочешь, только быстрее! — кричу я.
В голливудских фильмах, когда наемный убийца спасает свою жертву, обязательно начинаются сумасшедшие погони, драки, стрельба и выходит так, что беглецам негде укрыться от преследующих их головорезов.
В нашем случае, однако, все получилось гораздо проще и без киношных эксцессов.
Мы благополучно добрались до соседнего городка и без особых проблем взяли в аренду загородный домик у черта на куличках. То есть высоко в горах, недалеко от перевала.
В домике было все необходимое для жизни, а если чего-то не хватало, то мы с Мирой время от времени спускались по извилистому серпантину в город. К езде в тесном «пежо» я постепенно стал привыкать, но еще не настолько, чтобы самому сесть за руль.
Естественно, мы не просто жили под одной крышей. Мы вели нормальную псевдосупружескую жизнь и были очень счастливы. По странному совпадению ни она, ни я раньше не любили по-настоящему.
Прошлое наше теперь казалось полузабытым сном, и мы почти не разговаривали о том, что осталось у нас за спиной, словно повинуясь негласному уговору. Не знаю, как Мира, но я был твердо намерен никогда больше не возвращаться к Зефиру.
Там, у больницы, Мира так и не поняла до конца, что я убил человека. Ей показалось, что я его просто ударил — как и его напарника — и что он не умер, а на время отключился.
Я не стал открывать ей правду.
Иначе пришлось бы рассказать ей все. В том числе и то, что меня наняли убрать ее.
В то же время меня интересовало, каким образом Мира сумела поставить свой дар на службу людям, в отличие от меня, научившегося использовать его лишь как смертельное оружие.
Однажды вечером, когда мы наслаждались уютом перед жарко пылающим камином, я как бы невзначай поинтересовался:
— Мира, скажи: как ты научилась так здорово лечить людей?
Она посмотрела мне в глаза своими огромными глазищами, от которых у меня замирала душа.
— А я вовсе не училась, — призналась она. — Я… я просто поняла однажды, что могу это делать, вот и все…
— Вот как? — хмыкнул я. — Может, ты и меня научишь?..
Она опустила взгляд.
— Нет, Тим, — тихо сказала она. — Этому нельзя научиться, поверь мне…
Что ж, в этом она была права. Я ведь тоже никому не смог бы передать свою проклятую способность, даже если бы захотел. Слово, произнесенное кем-то другим, теряет волшебную силу. Да, скорее всего, дело вовсе не в Словах. Дело в том, кто их произносит…
— И давно это случилось с тобой? — продолжал расспрашивать я.
— Десять лет назад… я тогда еще училась в школе…
— И ты, значит, решила стать этаким доктором айболитом, который лечит всех подряд?
Мира вздохнула:
— А что мне еще оставалось делать? Этот дар, который мне достался, особенный. Не я владею им, а он мной. И когда я не хочу или не могу исцелить кого-то, мне становится очень плохо. — Она вдруг через силу хохотнула: — Знаешь, однажды я чуть не померла — больной был таким… ну, в общем, подонком и негодяем, и я не хотела возвращать ему здоровье… А потом поняла: ЭТО сильнее меня… И знаешь, когда я это уяснила,
— "Функция", — с горечью пробормотал я. — Функция бывает у программ. А ты вовсе не программа, Мируля…
Она вдруг порывисто обняла меня, приникнув всем телом. Так, что у меня запершило в горле.
— Родненький мой! — Обожгло мое ухо ее жаркое дыхание. — Ты же сам признался, что ты программист. Значит, я теперь программа. Твоя, на веки вечные…
В тот момент я окончательно понял: ни черта даже самые магические слова не значат в этой проклятой, но такой чудесной жизни…
Незаметно пролетело бабье лето, и осень решила не продлевать агонию, а сразу ударила ливневыми дождями днем и минусовыми заморозками по ночам. Видимо, сказывалось высокогорье.
В планах моих было отсидеться в этом домике, не рассчитанном на зимовку, хотя бы до первого снега. Я слишком хорошо знал Зефира, чтобы питать иллюзии: пройдет пара месяцев — и он забудет о нас с Мирой. Система тайных осведомителей имеется не только у полиции, и где гарантия, что они отсутствуют в этом провинциальном городке?
Тем временем с Мирой все чаще стало происходить что-то неладное. Бывало, она подолгу сидела перед камином, пристально глядя на пляшущие языки пламени и не отвечая на мои расспросы. В другой раз металась, хромая, по комнатам, до крови закусив губу. И при этом упорно молчала. Словно утратила дар речи.
Идиот, мне и самому следовало догадаться, в чем была причина этих внезапных приступов. Она же мне сама об этом говорила…
Но я догадался слишком поздно — когда ее прихватило серьезно.
Это случилось среди ночи — за окном вовсю трещали на ветру обледеневшие деревья. Я проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя Мирулька в полумраке лихорадочно натягивает одежду.
Я включил настольную лампу.
Лицо у Миры было безжизненно бледным, и струйка крови, стекавшая по подбородку из прокушенной нижней губы, лишь подчеркивала эту бледность живого мертвеца.
— Мира, ты что? — спросил я, вскочив с кровати. — Куда ты собралась?
— В город, — с трудом разжала она стиснутые, словно от нестерпимой боли, челюсти.
— Зачем? — тупо спросил я. — Тебе туда нельзя, девочка моя! Ночь на дворе, да и холодно…
— Не останавливай меня, — отвернулась она. — Я… я должна туда ехать… понимаешь, Тим?..
И тут меня наконец прошибла догадка.
— Что, там кто-то умирает? — почему-то шепотом спросил я.
Она лишь кивнула.
А потом рухнула на пол, словно внутри нее сломался некий стержень.
К счастью, на полу был ковер с длинным ворсом, и Мира не расшиблась при падении. Только вот в себя она уже не пришла. Ей явно становилось хуже и хуже.
Я в отчаянии кричал и пытался привести ее в чувство.
Я перенес ее на кровать и делал искусственное дыхание.
Я проклял свою дурацкую осторожность, заставившую меня выбросить свой и ее сотовые телефоны в глубокую пропасть в самом начале нашей подпольной жизни в горах, иначе сейчас я наплевал бы на все меры предосторожности и вызвал бы "скорую помощь"…