«Если», 2010 № 04
Шрифт:
Анна Романофф никогда еще не говорила сама с собой в полный голос. В эту минуту она впервые поняла природу монолога. Вместо радости открытия она испытала нечто вроде ужаса. Перед ней словно бы раскрылась бездна того самого, ею так любимого, Искусства.
Дна в той черной бездне не было. Реалистичное Искусство было на самом деле Мистикой! В самом деле, это же просто ужасно, когда человек говорит сам с собой, обращается к кому-то, кого рядом нет! Анна Романофф стояла в своем собственном кабинете, но вдруг потеряла его из виду. Она перенеслась в пространство, населенное семейкой Риддс, явственно видела перед собой лица дочки Ричарда, зятя, внука Джорджа, еще каких-то родственников. Но она же их не знала! Никогда их не видела! А, вот жена Ричарда, она выше его ростом, вытянутая вверх особа с оплывшими от бессонных ночей глазками… Одни слушали монолог Анны внимательно, другие усмехались. Но когда
Ее речь, обращенная к людям, которые существовали для нее, но которых не существовало больше ни для кого, привела ее к самому краю бездонной пропасти. Она даже отступила и схватилась за стол. Она закурила, чтобы вернуть себя к себе. Она привыкла быть в нашем измерении и не хотела бы попасть ни в какое другое. Бросила на стол зажигалку — письмо упало на пол. Анна Романофф подняла его, пощупала, конверт был толстый.
— Понаписали папочке прощальных беспощадных слов, осуждающих его на вечное одиночество, чтобы он мучился посильнее. Бросили папочку в бездну искусства, а сами смылись. Так вот как относятся к тем, перед кем открылось сокровенное… И я была в их числе.
Семья Риддс не появилась.
— Я-то в своем уме, — сказала вслух Анна Романофф. — В своем ли другие? Безумен тот, кто бежит от Искусства, боясь нечаянного просветления.
Положив конверт обратно на стол, Анна Романофф отправилась на сцену досматривать спектакль. Она дошла до самой сути, которая оказалась совсем нестрашной, вполне вписывающейся в земные мерки.
…Три года спустя на здании Линкольнского драматического театра появилась удивительная афиша:
СЕНСАЦИЯ! ТОЛЬКО В АМЕРИКЕ И ТОЛЬКО В ЛИНКОЛЬНЕ! ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ ПОКАЗ САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ ПЬЕСЫ ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА "ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ"! ПЬЕСА НАПИСАНА СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ЛИНКОЛЬНСКОГО МУНИЦИПАЛЬНОГО ТЕАТРА. В РОЛИ ШЕЙЛОКА ЛИЧНЫЙ ДРУГ ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА — АКТЕР ЛИНКОЛЬНСКОГО МУНИЦИПАЛЬНОГО ТЕАТРА РИЧАРД БЁРБЕДЖ, КУПЕЦ ИЗ ВЕНЕЦИИ. В АМЕРИКЕ — ВПЕРВЫЕ!
БЛИЖАЙШАЯ ПРЕМЬЕРА — "КОРОЛЬ ЛИР". В РОЛИ КОРОЛЯ — ПЕРВЫЙ ИСПОЛНИТЕЛЬ ЭТОЙ РОЛИ В ТЕАТРЕ ШЕКСПИРА «ГЛОБУС» — РИЧАРД БЁРБЕДЖ.
Тогда же возобновился и памятный многим спектакль "Война и любовь", только под другим названием — "Укрощение строптивой". На три года его пришлось снять с репертуара, но теперь он повторяется каждый сезон и идет до сих пор. Однако играют его не слишком часто, чтобы не очень-то баловать публику. Приблизительно раз в месяц.
В.Шекспир. "Венецианский купец", V, I.
Николай Горнов
Зародыш
Иллюстрация Игоря Тарачкова
Туманная осень, когда появился на свет будущий гений финансового рынка Ромка Берёзкин, выдалась еще и на редкость холодной, а в сентябре отмечались первые заморозки даже в относительно южном Волгограде, куда на седьмом месяце трудной беременности приехала из своего северного Усть-Кута мать Ромки — Светлана Берёзкина. Знала бы Светлана, что на поддержку волгоградской родни ей рассчитывать не имеет смысла, может, и не трогалась бы с места. Впрочем, Светлана тогда многого не знала. И что рожать ей придется в холодной палате ничем не примечательного роддома номер два на улице Совнархозной, и что имя ее навсегда останется в новейшей истории, поскольку не многим женщинам выпадает честь стоять у колыбели одного из самых крупных капиталов новой России. Она и сына-то своего, Ромку, толком узнать не успела. Судя по официальной биографии магната, Светлана Берёзкина умерла спустя полгода после возвращения с новорожденным сыном в Усть-Кут, где папа его, Аркадий, трудился в то время по линии снабжения в местном отделении железной дороги.
Ненадолго, кстати, пережил жену и Аркадий. После похорон любимой супруги известный на весь Усть-Кут острослов, бабник, балагур и просто красавец превратился в бледную тень себя самого, стал сильно пить, шарахался от людей и редко появлялся
Вот так и вышло, что один из самых богатых и влиятельных людей планеты, чье состояние оценивается сегодня цифрой с сумасшедшим количеством нулей, провел детство и значительную часть своей босоногой юности в старой панельной пятиэтажке на окраине забытого всеми богами города Сыктывкара. Там он без блеска окончил среднюю школу, поступил в индустриальный институт, а в положенное время был призван оттуда же на службу в военно-строительный полк куда-то под Архангельск. После службы Ромка возвращаться в Сыктывкар не пожелал, только завернул на пару дней к дяде Леониду, после чего рванул в Москву, где воспользовался возможностью пристроиться на проживание к другому дяде — Андрею Берёзкину. Время тогда было странное, мутное, неопределенное. Но Ромка в нем не потерялся. Для начала организовал кооператив по производству игрушек из второсортной пластмассы, а потом стал заниматься, как принято говорить, торгово-посреднической деятельностью. И был в этой деятельности даже успешен. Правда, тогда еще никто не решался предрекать молодому кооператору столь блестящего будущего.
Перелом для Ромки Берёзкина случился в начале девяностых, когда на просторах страны могло бесследно раствориться все, что угодно. В случае с Ромкой растворился железнодорожный состав из пятидесяти пяти цистерн, доверху наполненных государственным дизельным топливом. Состав вполне благополучно выехал из ворот Ухтинского нефтеперерабатывающего завода, сколько-то километров прогромыхал по рельсам родины, но к адресату не прибыл. И хотя достоверно об этом деле ничего не известно до сих пор, но в ходе следствия многие свидетели высказывали подозрение, что придумал успешную операцию Ромка. Во всяком случае, именно он был замечен с подложными документами на станции «Подмосковная», где государственные цистерны видели в последний раз. Впрочем, следственное управление ГУВД города Москвы глубоко в это дело погружаться не стало. Материалы были направлены на доследование в Ухту, где их след затерялся окончательно. А спустя три года уже и спрашивать было не с кого. К тому времени Ромка стал большим человеком — совладельцем нефтяной компании "ХантыНефть".
Примерно на то же время пришелся и расцвет финансовой империи «Бета-Банка», за которой, как известно, стоит Михаил Мартович Фурманов, один из бывших друзей Ромки Берёзкина. Миша был старше Ромки ровно на два года, на два десятка килограммов тяжелее, курс молодого бойца проходил не в Советской армии, а в орденоносном Ленинском комсомоле, но тем не менее нечто общее у этих юношей имелось. Например, странности в их биографиях. Как и в случае с Ромкой, история появления Миши на свет буквально пестрит лакунами. Известно только место рождения — в городе Львове Фурмановы не редкость, — ну а все остальные факты вызывают множество вопросов. Известно, что маме Миши, Марии Львовне, было в момент его рождения уже далеко за сорок. Она долго не могла зачать. И как же она справилась с этой задачей? Как незаметно для окружающих смогла перенести столь позднюю беременность? И как, в конце концов, ухитрилась без особых последствий разрешиться от бремени, да еще таким розовощеким крепышом? Официальные биографы Михаила Мартовича на такие вопросы ответов не дают.
А почему юный Миша воспитывался в такой пуританской строгости? Обычно в поздних и долгожданных малышей родители вкладывают все силы, без устали балуют их и взращивают в итоге нежных, неприспособленных и самовлюбленных отроков. В случае Миши Фурманова этого не произошло. Мария Львовна, не отличавшаяся до родов крутым нравом, после появления на свет Миши спуску не давала ни старшему Фурманову, ни младшему. Гостей она перестала принимать вообще, да и Мише никого из друзей приводить в дом не разрешалось. И большую часть своего детства отличник Миша проводил в одиночестве, развлекая себя мечтами, чтением приключенческих книг и долгими беседами с двумя любимыми волнистыми попугайчиками — Осей и Мотей, судьба которых сложилась потом, как говорят, печально.