«Если», 2010 № 11
Шрифт:
— Что происходит? — обратился Надир к Гидеону, но ему ответил Егорка.
— Мама слилась с джиннитом. Она пытается помешать почтенному Ибрагимову обрушить волну.
— Ты можешь ей помочь?
— Нет. Ее желания слишком сложные. Я многого не понимаю.
— А как насчет твоих собственных помыслов?
— Моих? — мальчик удивленно заморгал. — Но папа говорил мне, что я еще слишком мал для собственных желаний.
— Человек не может быть слишком молод для желаний, — Менакер протянул руку и коснулся плеча Егора. — Желания — это все, что у нас есть, и сами мы венец чьих-нибудь желаний. Так уж все устроено.
— Я… я
— Ты сделаешь все правильно. Я верю в тебя, — Надир усадил Егора на парапет лицом к нависающей волне песка. — И почтенный Менакер верит, и Гидеон, и люди на палубах…
— И я… тоже, — Кулиев обернулся. На площадке стоял Алтарев. Он был сильно изранен. Костюм стражника висел клочьями. Из многочисленных порезов сочилась кровь. — Я верю в тебя, сынок. Покажи этому зарвавшемуся божку, что значит настоящий…
Волна накрыла транспорт.
В детстве Надир чуть не утонул. На спор прыгнул со стрелы крана в Тимирязевское водохранилище. Вода, такая теплая и ласковая, когда входишь в нее с берега, встретила юношу прямым ударом в голову. Надир не лишился сознания, но почувствовал странное оцепенение. Он погружался все глубже и глубже в зеленоватую, пронизанную солнечными лучами воду. И ничего не мог с этим поделать. Когда масса песка врезалась в транспорт, Кулиев испытал сходные чувства. Правда, удар был куда слабее. Тем не менее его отбросило назад. Он не удержался на ногах, опрокинулся навзничь, сжался, ожидая столкновения с полом. Однако падение странным образом замедлилось. Песок, который должен был, точно наждак, рвать незащищенную кожу, душить, забивать рот и ноздри, — мягко охватил со всех сторон, не давая упасть. Надир отнял руки от лица, открыл глаза. Вокруг царил красноватый полумрак. Он казался упругим и вязким, словно клюквенное желе. Сквозь завесу бордовыми тенями проступали контуры ближних предметов. Разглядеть что-либо еще было невозможно. И все же там, в рубиновой глубине, что-то происходило. Надир ощущал это, как не рожденный еще ребенок ощущает мир за переделами материнского чрева. Смена света и тьмы, танец смутных теней, едва ощутимая вибрация и приглушенные звуки. Кто-то говорил, а может быть, пел странно высоким голосом.
Вскоре желе начало истаивать, оседать. Отовсюду струился неяркий синеватый свет. На сей раз он имел вполне естественное происхождение. Наступило утро. Несколько часов, проведенных в красном плену, странным образом спрессовались в сознании, словно сон наоборот.
Надир увидел остальных., Они застыли в нелепых позах там, где были застигнуты песчаным приливом. Кулиев вдруг вспомнил научно-популярный фильм «Последний день Помпеи». Однако, в отличие от несчастных жертв Везувия, пассажиры транспорта остались живы. Поднялся на ноги невозмутимый Гидеон, у лестницы заворочался и застонал Алтарев, старик Менакер закашлялся и что-то вполголоса произнес на иврите. Не то ругался, не то возносил молитву. Не хватало только Егора. Надир шагнул к парапету и не поверил увиденному. Внизу, насколько хватало глаз, простирался шевелящийся изумрудный ковер. Трава была повсюду, даже на транспорт забралась. Там, где некогда стоял муэдзин, над зеленым морем возвышалось единственное дерево. Могучее, раскидистое, оно немного напоминало платан, что рос во дворе часовщика. Пышная крона отбрасывала обширную тень. Под
— Егор ушел. — Азиза с благодарностью приняла из рук старшего брата плед. — Сказал, что боится навредить. Его можно понять. Такая сила… — Надир вглядывался в знакомые черты и не узнавал сестру. Перед ним был чужая женщина. Не властная богиня, но и не прежняя ласковая легконогая художница. — Знаешь, там, в пустыне, самое сложное было не вспоминать, и все же я знала, где он, могла в любой момент бросить все и вернуться. Сейчас он ушел. Наверное, навсегда. Но тоски нет… И слез. Совсем нет.
— А твои способности?
— Исчезли. Ничего не чувствую, — она грустно улыбнулась. Откуда-то сверху, медленно кружась, опустился снежно-белый лепесток. Затем еще один и еще. Надир поднял голову. Крону дерева охватило дымное облако раскрывающихся цветков. Процесс, обычно занимающий несколько дней, протекал стремительно. Вот легкий игривый ветерок уже похитил белую фату удивительного растения, однако на ее месте тут же распустились кроваво-красные цветки.
— Маленькое чудо напоследок. Это же из моего сна. Вот хитрец! — Азиза неловко поднялась на ноги, пошатнулась. Надир шагнул вперед, поддержал сестру.
— Пойдем-ка под крышу. Простудишься, — он почувствовал, что за этой обыденной фразой последует еще множество таких же простых, привычных слов, жестов, поступков. Люди умеют забывать.
Пилот челнока не верил своим глазам. Бывалый астронавт, он привык к чудесам и загадкам дальнего космоса. Однако здесь было что-то совсем другое. Родное, давно забытое и в то же время необычайное. Мужчина вышел на посадочную площадку и поднял голову, во все глаза наблюдая за удивительным зрелищем.
Они скользили в светлом утреннем небе, точно кораблики фей. Снежно-белые и пурпурно-красные, лазоревые и золотые. Пилот наклонился, набрал горсть лепестков и подбросил их над головой, словно обычный земной мальчишка бросает в воздух охапку листьев.
Со стороны пустоши раздалось басовитое гудение. Приближался флаер. Астронавт стряхнул с плеча разноцветные эполеты, придал лицу суровое выражение и все же не удержался, усмехнулся в усы, разглядев, на какой развалине прибыл одинокий абориген.
Между тем пришелец остановил своего железного жука на краю площадки, легко соскочил на землю. Подошел к пилоту, протянул руку.
— Надир Кулиев из Тимирязева.
— Белкин моя фамилия, — рукопожатие технолога было что надо. — Что здесь у вас происходит? Где транспорт?
— Транспорт? Он не придет.
— Вот тебе раз! А зачем тогда «SOS» посылали?
— Я, собственно, за этим и прилетел. Нам удалось преодолеть кризис своими силами. Помощь больше не нужна. Вы уж нас извините.
— Но как же… — пилот растерянно развел руками, повернулся к безмолвной громаде катера, словно призывая его в свидетели. — Вы думаете, это так просто, смотаться на планету и обратно? Что я капитану скажу?
— Вот, возьмите, — Кулиев протянул астронавту пачку сигарет. — Понимаю, что глупо, но больше у меня ничего нет.
— «Тимирязевские особые». Синтезированные? — заинтересовался Белкин, прикидывая, сколько может стоить такая пачка. На Земле табак давно был под запретом. Приличное курево сохранилось только на таких затерянных во времени и пространстве мирках.