«Если», 2011 № 07
Шрифт:
Министр кивнул.
— Держите меня в курсе вашей работы.
Помощник министра здравоохранения заявил:
— С нами связался один эксперт, который утверждает, что он знает, почему лишились разума все эти люди. Он уже получил соответствующие допуски по секретности и прошел инструктаж, а сейчас дожидается за дверью. Если позволите, господин министр, я приглашу его присоединиться к нашему собранию.
— Разумеется, пригласите его.
Агенты секретной службы в темных костюмах ввели в помещение незнакомца: среднего роста, песочного цвета волосы тронуты сединой, слегка прихрамывает —
Усевшись в предложенное ему кресло рядом с секретарем, человек поправил галстук и окинул взглядом лица собравшихся в зале чиновников.
Его голос оказался низким и гулким.
— Благодарю вас, что согласились принять меня. Я доктор Габриэл Стимэн. Нейрология — сфера моих научных интересов последние двадцать пять лет. Из них десять лет я занимал пост директора Института нейробиологических исследований при Университете Бойса. И, возможно, я несу ответственность за несчастье, обрушившееся на страну, и не на нее одну.
Министры задохнулись от изумления. Похоже, они ожидали, что после столь наглого признания безумного ученого агенты секретной службы тут же уложат его на пол, нацепят наручники и потащат в тюрьму. Стимэн поспешил объясниться:
— Разумеется, лично я ко всему этому не причастен. Однако опасаюсь, что исследования нашей группы кто-то использовал для создания средства огромной разрушительной силы.
Дородный чиновник, сидящий за столом напротив Стимэна, фыркнул:
— Вы что, разрабатывали новые виды оружия для Министерства обороны?
— Ни в коем случае! Мы занимались биомузыковедением.
Реакцией на эти слова были озадаченные взгляды и нахмуренные лбы. Стимэн это отметил и продолжил:
— В течение последних лет мы с моими коллегами выпустили несколько пионерских статей, опубликованных в ведущих научных журналах. В этих работах мы изложили результаты своих исследований на тему того, как человеческий мозг обрабатывает и понимает музыку. В исследованиях принимали участие добровольцы, которые слушали музыку, а мы оценивали, как их мозги на нее реагируют.
Бледность одной из женщин не мог скрыть даже густо наложенный макияж. Угадав ее мысли, Стимэн пояснил:
— Нет, мы не отпиливали у людей верхушки черепов и не втыкали им электроды непосредственно в серое вещество. Мы пользовались исключительно неинвазивными методами. По большей части вся эта технология применяется уже в течение многих лет, вроде позитронно-эмиссионной и магнитно-резонансной томографии. Хотя до сих пор эти методы использовались по-другому, в наших исследованиях они тоже помогали определить, какие части мозга активируются в ответ на внешний раздражитель, в нашем случае — музыку. Когда какая-то часть мозга напряженно работает, ей требуется больше крови и кислорода, равно как и «пищи» в виде глюкозы. Эта часть мозга «высвечивается» при томографии, показывая тем самым, что в данный момент она более загружена работой.
Мы также замеряли связанные с событиями потенциалы мозга, используя электроэнцефалографию и снимая магнитные энцефалограммы, чтобы получить картину электрической и магнитной активности мозга. Все эти техники, а также некоторые
Стимэн вздохнул.
— Хотя наша работа относилась к области фундаментальных исследований, мы надеялись, что у нее могут оказаться и практические аспекты. Имеется некоторое пересечение в способах, какими мозг человека понимает и использует как язык, так и музыку. Например, какие-то фрагменты полученных нами знаний можно применять для разработки методов лечения людей с экспрессивной афазией: это заболевание, при котором человек — скажем, после удара — теряет способность находить нужные слова при общении. Возможно, после длительного прослушивания музыки, которая в наших исследованиях зарекомендовала себя как особенно стимулирующая, его мозг сможет мобилизовать неповрежденные участки, предназначенные для обработки музыки, чтобы создать обходные пути для улучшения речевой функции.
Наверняка наши исследования помогли бы композиторам создавать более мощные по воздействию и более совершенные музыкальные произведения. Мы обнаружили определенные последовательности музыкальных звуков — тональности, ритмы и гармонии, — на которые практически все наши добровольцы реагировали одинаково позитивно или негативно, как показывали замеры их мозговой активности. Приятные звуки стимулировали не только аудиальную кору, но и другие части мозга — в лимбической системе и прилежащем ядре, — связанные с эмоциями и ощущением удовольствия. Звуки, которые им не нравились, увеличивали метаболизм и активировали электромагнитные поля в участках церебральной коры, связанных с ощущением боли и печали.
На обветренном лице заместителя министра по науке и технологиям прорезались морщины. Он задумчиво пробормотал:
— Возможность написания музыки, которая сильно воздействует на людей, может иметь и другие сферы практического применения: например, в рекламе. Некоторые музыкальные фрагменты в телевизионной или радиорекламе, которые я слышал более пятидесяти лет назад, были настолько прилипчивы, что я до сих пор их помню. Музыка, используемая таким образом, могла бы способствовать продаже товаров на миллионы долларов!
Плечи Стимэна поникли:
— Боюсь, кто-то, прочитавший отчеты о наших исследованиях, использовал их гораздо более подлым образом. Эти мерзавцы отнюдь не торгуют, они калечат людей и даже убивают их!
Министр безопасности побарабанил пальцами по столу.
— Я не понимаю, к чему вы клоните. Получается, что музыка, воздействию которой подвергались эти люди, разрушала их мозг?
— Не думаю, что мозг этих людей разрушался или даже повреждался — скорее, он был «пленен». Разумеется, все, о чем я вам говорил, всего лишь предположение. Ни один из пострадавших не в состоянии рассказать, что с ними приключилось. Но, думаю, с учетом известных фактов мое объяснение самое правдоподобное.