«Если», 2012 № 03

Шнайдер Бернард

Несколько мгновений Анна казалась ему ангелом мщения с пылающим мечом, но затем она разом погасла и устало опустилась в кресло.

— Почему? Почему так?

От ее голоса по спине Себастьяна побежали мурашки. Как он ни готовился к этому разговору, но сейчас ему нечего было сказать. А если не удастся ее убедить, он наживет врага. И самое главное: он может усомниться в том, что все сделал правильно.

— Если не веришь мне, попробуй обратиться к начальству, — произнес он. — Поглядишь, захотят ли они тебя слушать. Впрочем, если ты так умна, как мне кажется, ты уже знаешь ответ.

Он сделал небольшую паузу, глядя на Анну. И потом продолжил твердо и уверенно:

— Ты же не думаешь, что кто-то действительно хочет узнать правду? Что правда имеет какое-то

значение? — он снова помедлил и потом сам ответил на свой вопрос: — Конечно же, нет. Особенно, когда правда так невероятна… Если эта история выплывет на свет, все перевернется с ног на голову. Нам придется признать, что мы очень мало знаем о мире, в котором живем. Никто на это не отважится без крайней необходимости. Гораздо проще уничтожить труп и забыть о нем. И мы останемся нормальными людьми в обычном, предсказуемом мире. Мы же в конце концов полиция, наш долг — заботиться о людях. Мы не вправе обрушивать на них информацию, с которой они не справятся. Ученые — другое дело. Но раз ученые помалкивают, то зачем нам заниматься чужой работой, в которой мы ничего не смыслим? Ты согласна?

Он помолчал, давая Анне возможность обдумать сказанное и свыкнуться с правдой. И с радостью заметил, как она медленно кивнула.

— Ну, вот и хорошо, вот и умница…

Но Анна просто встала и вышла из комнаты, не удостоив его ответом. Себастьян с горечью подумал, что они никогда не будут заниматься любовью. Девушка слишком горда, а он только что выставил ее полной дурой. Как будто он в чем-то виноват!

Со злости он ударил кулаком по полке, и на пол посыпались папки с документами. Проклятье! Почему мир не может быть устроен попроще?! Почему, вместо того чтобы просто переспать с девушкой, которая ему нравится, он должен рассказывать ей о вреде правды и пользе лжи.

Он думал об этом вплоть до того момента, когда дверь начала медленно отворяться и изумленный Себастьян увидел на пороге своего двойника, сжимающего в руке револьвер. Однако даже в эту секунду часть его сознания — вероятно, та, где гнездилась совесть, — была уверена, что все происходящее глубоко правильно и закономерно.

Перевела с немецкого Елена ПЕРВУШИНА

Сергей Малицкий

Толкование

^{Иллюстрация Владимира БОНДАРЯ}

Старичка «Быстрого» трясло. Пережившие несколько сроков годности внутренности — пластиковые двери шкафов, рукояти огнетушителей, гравитационные панели, перегородки — дребезжали, звякали, скрипели на стыках и трещали. Пытаясь перебить вонь хлорки из уборной, климат-контроль накачивал узкий коридор припланетника запахом горелой изоляции. Освещение моргало, вода в кране отдавала ржавчиной, холодильник рычал, как реактивный заплечник.

К счастью, сам катерок космонадзора пока разваливаться не собирался, сержант Ардан загодя облазил его от рубки до дюз, кое-что перебрал, кое-что заменил, израсходовал десяток баллонов композита и гарантировал при бережном отношении пару лет надежной работы, но вибрацию убрать не смог.

— Возраст, — содрав с головы колпак скафандра, низкорослый, наголо обритый крепыш ожесточенно почесал нос, поковырялся в ухе. — Это ж как с человеком. Трясет — лечись весь. В комплексе. А вылечишь что-то одно, руку или ногу, жди — как раз она и отвалится в первую очередь. Да и куда нам летать? Мы ведь ненадолго в этой дыре?

— Ненадолго, — с досадой буркнул Стамб, предполагая, что скорее выйдет в отставку, чем выкарабкается вместе с крохотным отрядом спецназа из проклятого угла Вселенной. Вперевалочку, не торопясь, под пивко и отвратительную акустику в местном баре Стамб сам не заметил, как пролетело шесть месяцев, и вот уже он правит «Быстрого» к точке разрешения всех проблем и даже покрикивает на старшего помощника.

— Рудж, хватит скалиться. Боекомплект

проверил? Я и без тебя знаю, что он не пригодится, но ты его проверил? Проверь. Вот ведь… полгода ждать и готовиться, чтобы все через суету и спешку… И посмотри заодно, что делает этот чертов аналитик. Если я еще раз увижу, что он сует нос, куда не надо, не поздоровится вам обоим. Его место или в кубрике, или в рубке, или в сортире. И лучше, чтоб я его видел! Нет, в сортире будешь следить за ним сам… Ардан, вытащи губную гармошку изо рта. И капсюли из ушей. Я помню, что ты не на вахте. Какого черта ты здесь торчишь? До точки еще четыре часа. Не видишь, что я вполне справляюсь с твоей посудиной? Иди спать, явился на борт с красными глазами… Кама!

— Что?

Вот ведь девка, всего только и сделала, что повернулась, а от изгиба затянутого в серую униформу бедра загудело в затылке. Что же он хотел у нее спросить?

— И еще, Рудж: у меня по-прежнему хороший слух, и я не взбеленился. Боезапас проверяй!

— Ты назвал мое имя.

Кама слепила глаза не хуже диска Виласа, который уже отдалялся, но все еще перегораживал половину панорамы. Впрочем, какая панорама в тесной рубке припланетного катерка? Три на полтора метра исцарапанного стекла. Но Кама… Пора уже было Стамбу признаться, хотя бы самому себе, что последние полгода были не самым гнусным временем в его жизни. Давно ли он так искренне радовался каждому новому дню? Ведь спешил на службу только для того, чтобы увидеть присланную из центра девчонку. Отшивал ухлестывающих кавалеров, которые словно выныривали из вентиляционных патрубков. Дарил какие-то милые безделушки. Что, вновь захотел ощутить ветер молодости? Не поздновато ли? А почему бы и нет… Да, с женой лейтенант расстался давно и уже отнес себя к категории окончательных холостяков, но плох тот командир, который не может поменять направление атаки. На то они и вводные, чтобы реагировать на них адекватно.

— Ты это… — Стамб в растерянности замычал.

— Я ничего не путаю: разговорчивость молчуна-лейтенанта первая примета серьезной заварушки? — с усмешкой сдвинула тонкие брови Кама. — Меня тоже куда-нибудь отправишь? В кубрик? А не боишься, что аналитик пристанет?

Сержант Рудж излишне громко хмыкнул, пригладил короткие седые волосы, щелкнул каблуками, подмигнул Каме и, миновав под испепеляющим взглядом лейтенанта два ряда обшарпанных пилотских кресел, скрылся за овальной дверью (крохотный арсенал располагался сразу за кубриком). Сержант Ардан повторил жест старпома и с сожалением пожал плечами — ему приглаживать было нечего. Зато, как любил повторять техник, выдирать ему также было нечего. Однако, отвечал ему лейтенант, грамотная жена всегда найдет, за что ухватиться. Через четыре часа именно Ардану не будет цены, никто лучше него не управлял катерком в ручном режиме, а после залпов на автоматику рассчитывать не приходилось.

Стамб вытянул сканер, процедил диапазон, поймал мелодию, которую слушал, подыгрывая себе на губной гармошке. Все как обычно. Старомодные духовые и хриплый голос неизвестного певца.

— Что там? — спросила Кама.

— Старье, — поморщился Стамб, записывая на всякий случай темку. — Что-то о розовом цвете. Или о цветах [15] . Устаревший диалект. Но неплохо. У лысого нюх на хорошую музыку.

— Кипишь?

Она смотрела на лейтенанта насмешливо. Так, словно давно догадалась, что он уже полгода собирается подобрать к ней ключик, но всякий раз по мужской нужде отправляется в ближайший бар и за толику кредиток снимает сговорчивую девчонку. Наверное, старый служака из космонадзора так и должен поступать. А матерый волк из спецназа? Впрочем, кто ее знает, о чем она думала. Стамб десять лет прожил с бывшей женой, но так ни разу и не угадал ее мыслей, хотя та почему-то числила эту способность в ряду его необходимых качеств.

15

«La vie en rose» — песня Армстронга. (Прим. авт.)