«Если», 2012 № 04
Шрифт:
Она вновь ошеломила его, так что лишь с третьей попытки он сумел выдавить:
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что тебе в твоей преждевременной старости потребуется человек, который будет внимательно и заботливо ходить за тобой. Кого ты еще найдешь, кроме меня? Но я слишком практичная женщина и хочу иметь собственный интерес.
Америк явно готов был удрать; быть может, только занемевшие ноги удержали его на месте.
— Тебе незачем страдать из-за меня, Марция. Когда придет время, я просто уйду — как пришел. Я не хочу чем-либо отяготить тебя.
— Вот
Она подождала, пока он переварит ее слова.
— Я буду заботиться о тебе, несмотря ни на что, но обращаюсь к этой соединяющей нас связи и к твоей порядочности, в которой не сомневаюсь. С меня достаточно того, что ты ни разу не попытался навязать себя в качестве мужа.
Он взял ее за руки.
— Конечно же. Ведь я не имел права на это. — Америк смотрел на свои собственные руки, удивляясь их поступку, но не выпускал ее ладоней. — Разве ты ожидала от меня другого?
Марция была недалека от цели. Он не сказал «нет», но его еще следовало заставить сказать «да». И она заявила прямо, зная, что Америк уважает прямоту.
— Все просто. Ты пишешь завещание, в котором оставляешь нам все: деньги, изобретения, мастерскую. Чтобы нам никогда не пришлось бояться бедности. Такова моя цена.
Америк задумался.
— Мне немного известны законы Рима. В качестве моей жены ты можешь унаследовать лишь треть моего состояния.
— Правильно. Треть достанется мне, треть Авлу, треть Марцилле. Все просто.
Он кивнул.
— Да. Но что останется тогда Аластору и Евдокии? И моим работникам?
— Вот оно что… — Она остановила себя на грани ненужной вспышки. — В прошлом ты был с ними щедр и, несомненно, еще не раз проявишь щедрость в будущем. Но на этом своем условии я вынуждена настаивать. — Теперь уже она сжимала его ладони. — Я прожила трудную жизнь, иногда мне бывало очень тяжело. И я поняла, что должна стать практичной — даже сейчас, когда так легко сдаться.
Во взгляде ее читалась откровенная просьба. На сей раз удивление осенило Америка, словно неторопливый рассвет.
— Марция моя, а я… я и не догадывался. Даже представить себе не мог.
— Ну уж, должен был хотя бы заподозрить. В Нарнии перешептываются уже два года, и я никогда не пыталась опровергать слухи.
— Ах, это. Слышал и пренебрегал ими. Завистливые женщины, несколько разочарованных мужчин.
Марция улыбнулась.
— За последние пять лет я отказала не одному мужчине. Но сегодня отказа не будет.
Америк было расплылся в улыбке, которая тут же увяла.
— Ты просто не представляешь, какого мужа получишь на свою голову.
— Ты останешься таким, каким был всегда. Добрым ко мне, ласковым к детям, великолепным… ох, подожди, ты про постель, так?
Он фыркнул и побагровел. Марция удивилась столь девичьей реакции с его стороны, однако вспомнила его торговые дни.
— Эти голубые пилюли. Тебе они снова нужны, так?
— Я… Скажу честно,
Марция не стала прятать улыбку, подобием фонаря над дверью приглашавшую его войти. Он заглянул ей в глаза с теплотой зарождающегося желания… и вдруг потупился, обратив взор в себя.
— Мой Америк, что мешает тебе? — Марция едва не произнесла имя Софии, но вовремя осознала, что не сумеет победить эту женщину в открытом бою. И потому предприняла обходной маневр. — Неужели тебе нельзя жениться второй раз? — Она стиснула его ладонь обеими руками. — Неужели твой суровый христианский бог требует, чтобы вдовец навсегда оставался в одиночестве?
Америк уставился куда-то вдаль. В молчании прошла минута, потом другая. И Марция почти не заметила того мгновения, когда его рука крепче стиснула ее пальцы.
— Нет. Не требует.
Свадьбу справили через месяц в первый благоприятный день. Через две нундины [12] Марция одолжила свою тунику ректа и огненного цвета вуаль [13] Евдокии для совершения того же обряда. И как раз вовремя: Евдокию начало тошнить по утрам еще до того, как засохли последние венки.
12
День плебейской недели, в который селяне съезжались в город на базар.
13
Накануне свадьбы невесте повязывали голову красным платком и надевали на нее длинную прямую белую тунику с шерстяным поясом (лат. tunica recta), предназначавшуюся и для дня свадьбы.
Дневная рутина не слишком переменилась. Америк по утрам часто уходил в Нарнию, где занимался мелкими усовершенствованиями своих творений. Марция старалась днем почаще бывать в городе, чтобы вернуться домой вместе с ним. Теперь она знала, чего ждет, ибо замечала признаки подступавшей болезни: дрожание рук, пустое выражение на лице, резкий ответ.
Не было только отчаяния.
Возможно, мимолетные радости новобрачных позволяли ему забыть свою боль. Или, быть может, ему было нужно, чтобы рядом с ним оказался некто, способный поддержать и укрепить его. Как бы то ни было, снова стать мужем ему было полезно.
Это уравновешивало весы, так как и Марция была довольна, снова оказавшись женой. А иногда и весьма довольна.
Все это лишь сделало более тяжким тот январский день, когда он исчез.
Никто не видел и не слышал, как Америк оставил дом, в мастерской его тоже не было. В полдень Марция послала своих работников и даже кое-кого из соседей обыскивать город и окрестности. А сама под укусами холодного ветра в одиночку спустилась по склону долины к Нару.
Могло ли внезапное умственное расстройство отправить его в скитания? Разум Америка иногда ослабевал, однако не покидал его. Она не верила в подобный исход.