«Если», 2012 № 12
Шрифт:
— Скорее, на Винер-Нойштадт, около Вены. Там заводы «Мессершмитт».
— А, — Ферми поднялся. Он был хрупкого телосложения, худой, около метра семидесяти ростом. Непривлекательный. Однако там, где это имело значение (в физике), фигурой он был видной. Ферми — один из горстки ученых, кого по интеллекту можно сопоставить с Гейзенбергом. Ферми, Бор, Оппенгеймер, Вайцзеккер, Ган [15] — список и без того мал, а после ужасной смерти Эйнштейна в 1938 году еще и лишен номинального главы. И теперь зависело от Гейзенберга и Оппенгеймера, кто же будет тем, кому суждено изменить мир. Берг задумался, осознает ли это Ферми. Что ж, если еще нет, то через пару часов поймет.
15
Нильс
Настало время отправляться на встречу с Шеррером и позаботиться о спасении мира.
12 декабря 1944 года
Неприятность, как показала медленно тянувшаяся послеполуденная лекция, когда дело дошло до теории S-матрицы (или, как ее называл герр профессор, матрицы рассеяния), заключалась в том, что Гейзенберг, похоже, не мог поведать ничего нового.
Берг проделал домашнюю работу, внимательно изучив статью Джона Арчибальда Уилера [16] за 1937 год, в каковой и появился термин «матрица рассеяния» при описании коэффициентов, связывающих асимптотическое поведение произвольного частичного решения с решениями в стандартной форме. Гейзенберг же развил ее дальше, используя идею S-матрицы для математической выборки наиболее важных свойств теории — тех, которые, как он пытался доказать, не изменяются с течением времени. Он опубликовал работу в немецких научных журналах. Управление стратегических служб заполучило копии каждой статьи.
16
Джон Арчибальд Уилер (1911–2008) — американский физик-теоретик. Именно Уилером были придуманы два термина, впоследствии широко распространившиеся в науке и научной фантастике, — «черная дыра» и «кротовая нора».
Берг прочел и понял все. Существовала причина, по которой Мо Берг оказался именно тем агентом, который сидел здесь и слушал, оценивал, принимал решение, делал выбор. Но причина эта не имела ничего общего с его бытностью молниеносным игроком чикагских «Уайт Сокс».
Однако в залитом солнцем зале было тепло даже с отключенными батареями — Швейцария переживала нехватку угля. И вопреки месяцам подготовки, вопреки тайной «беретте», вопреки людям, подвергшимся риску, чтобы доставить его сюда, — вопреки всему этому Мо Берг начал клевать носом: анализ S-матрицы оказался таким монотонным, что просто убаюкивал. Его веки стали наливаться тяжестью, и он рывком пробудился, прокляв себя за глупость, однако затем снова задремал, пока не ущипнул кожу между большим и указательным пальцами.
Прием сработал, и он снова сосредоточился на S-матрице — по крайней мере достаточно долго, чтобы дотянуть до времени, отпущенного на вопросы, когда он сможет узнать все необходимое. Двигается ли Гейзенберг со своей командой в верном направлении к созданию атомной бомбы? Получат ли немцы ее раньше союзников? Если Берг придет к выводу, что так оно и есть, то он извинится, отправится в туалет, закроется в кабинке, отклеит «беретту» и вернется назад с пистолетом в кармане. И без всякого колебания, прежде чем кто-либо сможет его остановить, он застрелит Вернера Гейзенберга, обезглавив таким образом змею, то есть мощнейшую бомбу. От меткости Берга будут зависеть сотни тысяч жизней, а может, и миллионы.
Теперь
Но тут в дверь лекционного зала резко постучали, присутствовавшие обернулись и увидели, как дверь открылась и вошел мужчина в костюме, белокурый немец без правой руки: несомненно, ветеран одного из фронтов, оказавшийся чем-то полезным местному отделению гестапо или посольству. И тридцать шесть ярчайших умов европейской физики, за исключением отсутствовавших выдающихся евреев, наблюдали, как этот человек прошел и протянул Гейзенбергу записку, затем щелкнул каблуками, повернулся кругом и живо скрылся за дверью.
Гейзенберг не выказал никаких эмоций: должно быть, за годы службы у Гитлера он достиг вершин мастерства, напуская на себя отсутствующий вид.
— Извините, пожалуйста, — произнес он и отвернулся от аудитории, чтобы прочесть записку.
Не поникли ли его плечи, когда он закончил чтение? Берг решил, что так оно и есть, однако Гейзенберг, снова повернувшись к залу, слабо улыбался.
— Коллеги, я получил информацию, что Шестая танковая армия СС барона фон Рундштедта прорвалась у Бастони и стремительно продвигается к Антверпену. Меня попросили сообщить вам об этом. О подобном повороте событий я бы хотел рассказать больше, однако для этого, несомненно, нет времени.
Вслед за этими словами он повернулся спиной к аудитории и снова встал у классной доски. Без всяких выкриков «Хайль Гитлер!» он принялся неистово выводить формулы по S-матрице, стуча мелком по доске в Цюрихе, в то время как танки фон Рундштедта с лязгом двигались к Антверпену и наполненным горючим цистернам, что располагались там. Если эта новость была правдивой, то война может растянуться еще на годы, предоставив Германии время для завершения бомбы и создания ракет для ее доставки.
Что ж, тем больше оснований, чтобы внимательно слушать, улавливая намеки. Любые намеки.
Гейзенберг закончил и положил мел на узкий лоток под доской, а затем вернулся на подиум и предложил задавать вопросы. Сейчас-то, надеялся Берг, все и прояснится.
Однако нет. Пауль Шеррер захотел узнать о соответствии пространства анти-де Ситтера и конформной теории поля, и Гейзенберг пустился в долгие бессвязные объяснения, смысл которых сводился к тезису «все бы мы хотели узнать ответ на это». Затем Венцель поинтересовался насчет аналитичности первого, и Гейзенберг вернулся к доске, стер предыдущие формулы и принялся выводить новые, по ходу дела давая пояснения. Аудитория кивала и перешептывалась.
Так и продолжалось, однако отнюдь не в том направлении, на которое Берг возлагал надежды. Дело обернулось не таким уж простым. Намеков на что-либо существенное совершенно не появилось. Ему оставалось лишь гадать, не достаточно ли для вынесения смертного приговора Гейзенбергу одного только успеха фон Рундштедта. Может быть, может быть…
По окончании вопросов вид у Гейзенберга был уставший, но облегченный. Он поблагодарил всех, а на подиум взошел Шеррер и тоже поблагодарил присутствовавших. В семь часов вечера в его доме номер 27 по Вестерштрассе, во 2-м районе на западном берегу озера, назначен прием. Все приглашены.
Публика поднялась и снова наградила Гейзенберга вежливыми аплодисментами, а затем неспешно, переговариваясь друг с другом, направилась к единственной открытой двери. Все это протекало крайне медленно.
Погруженный в размышления Берг встал в очередь на выход. Он так и не услышал ничего, что дало бы ему повод нажать на крючок. Ему требовалось время, чтобы все как следует обдумать. Вечером Гейзенберг появится на вечеринке Шеррера, а завтра в германском посольстве назначен еще один прием. Гейзенберг любил долгие прогулки, и на эти деловые вечеринки наверняка отправится пешком. Так что у Берга будет еще две возможности убить его. Первая — сегодня ночью, вероятно, в Бакер-Парке на Хохльштрассе, располагавшемся между отелем «Баур ау Лак» и домом Шеррера. Будет темно. Проблем не возникнет.