Если б не было тебя – 2. Марк
Шрифт:
Поднял с земли легкое тело, ощущая пальцами обтянутые кожей трогательные косточки. Она растянула запекшиеся губы в подобии улыбки. Странная маленькая птичка, так глупо распорядившаяся своей жизнью. И что – то порвалось во мне с щемящим звоном. Сломалось внутри. Что это? Я не имел представления, но в мозг впились щупальца разрушающего страха, заставив ослепнуть от воспоминаний. Мне не было так мучительно кошмарно с тех пор, как я остался один.
– Марк, Марик, – прошептала кукла в моих руках, и я понял, что просто не смогу перейти последнюю черту. – Я буду с тобой всегда.
Прижал к себе странную
Я ее не потеряю. Не в этот раз.
Мобильник на приборной доске засветился, отвлекая меня от незнакомки. Женщина застонала, когда я слишком резко выдернул руку из под ее головы. Но мне было все равно. Я смотрел на дисплей телефона, и мне казалось, что схожу с ума. Алые буквы, кровяными кляксами разбегались по экрану, превращаясь в пузатого снегиря. Смешно – летом и снегирь. Нужно будет разобраться с мобильным оператором. Такие шутки прощать нельзя.
«Черное сердце можно оживить. Беги»
Я схватил трубку, но экран больше не мерцал, больше не было странных сообщений. Не было ничего в этом мире кроме маленькой полупрозрачной женщины, свернувшейся в позу эмбриона на заднем сиденьи джипа, стонущей от боли.
– Кто ты, черт тебя подери? – сквозь зубы прохрипел я, поворачивая ключ в замке зажигания. – Кто ты такая, мать твою?
Как доехал до дома – не помню. Мне казалось, что она умерла. Ни звука. Ни стона, звенящая, оглушающая тишина, выдирающая с корнем моё наносное спокойствие. Она не просто так выскочила мне под колеса. Но кто тогда подослал? И с какой целью? Голова становится чугунной. Небо распухшее, как лиловый нарыв, и мне хочется свалиться на колени, поднять руки в верх и кричать, до хрипоты, на разрыв. Потому что, то что я сейчас чувствую совсем не похоже на злость – мою вечную спутницу.
Этот дом мне не нравится. Не знаю зачем я приехал в этот богом забытый пригородный поселок, не помню как нашел особняк, выделяющийся среди серой нищей массы ютящихся к нему домишек. И кованый забор больше похож на тюремную ограду, только «колючки» не хватает. Но меня почему – то сюда тянет.
Она такая легкая, невесомая, почти бестелесная. Обветренные губы давно не видели помады. Такие бледные, как лепестки чайной розы, с вишневой каемкой по краю.
Стонет, когда я беру ее на руки и вдруг открывает невидящие глаза.
– Кто ты? – шепчет моё проклятье.
– Марк. Меня зовут Марк.
Я задыхаюсь от вихрящегося в душе черного гнева. Ненавижу эту маленькую женщину. Она заставляет меня чувствовать себя предателем.
Почему? Я ведь не знаю ее вообще. Впервые вижу. Но почему – то не могу отвести взгляд от острых ключиц, проглядывающих сквозь полупрозрачную кожу.
– Марк, – в голосе незнакомки сквозит что – то очень светлое. И эта ее реакция завораживает. Кто она такая, черт бы ее побрал?
– Кто ты? – хриплю я, борясь с желанием просто бросить ее на раскисшую землю и трусливо сбежать, поджав хвост. Как тогда, три года назад.
Она замирает. И кажется, что скукоживается, испуганно глядя мне в лицо. И я знаю, уверен ей противно смотреть на мою небритую физиономию. А в глазах ее плещется страх: первобытный, животный. Чувствую легкую дрожь,
– Я не знаю, – наконец выдыхает она три слова, которые повисают в воздухе облачной дымкой. – Я не помню, кто я. Но я знаю тебя. Марк, я знаю, что безумно люблю тебя. Это имя, такое теплое.
Горло сжимает шипастая удавка. До боли, до хруста.
Ангелина
День первый
Неизвестность страшнее боли. Сердце в груди работает с пробуксовкой, как ржавый шарнир, скрежеща и ломаясь. Этот мужчина – я не знаю его. Но помню имя – Марк. И понимаю, что люблю. Умираю от разрывающего душу чувства скорой потери, которое заставляет задыхаться.
– Кто ты? – шепчет он. А я не могу отвести глаз от рваного шрама на его щеке, который приподнимает правый уголок его губ в странной, страшной полуулыбке. Но я точно знаю, мы связаны неразрывно.
Не могу удержаться. Пальцы чувствуют рубец на коже, изучают его, позволяя мне ощутить опаляющее тепло его кожи, и колючие щетинки, такие приятные на ощупь. И он позволяет мне касаться кожи, покрытой мелкими рытвинками. Но пальцы не помнят. Прикосновения не дают мне информации. Тот Марк был другой, хотя может быть это игры разума.
– Марк, – шепчу, пробуя имя на вкус. Но не чувствую ничего. Только на уровне подсознания, пытаюсь поймать ускользающий аромат детского мыла и нежности. – Марк.
Я была счастлива с ним? Скорее всего. Но поймать за хвост ускользающие воспоминания невозможно. Голову разрывает от боли. И все рецепторы летят в тар – тарары.
Дом мне не нравится. Большой и мертвый. Я не помню этой мебели, укрытой белыми покрывалами, словно саваном, не помню камина, который разжигает знакомый – незнакомый мужчина. Спички в его дрожащих руках гаснут, одна за одной. Но он не прекращает попыток, периодически оглядывается на меня. Остервенело ломает тонкие щепки, тихо ругаясь. И мне кажется, что я наконец-то счастлива, как это ни странно. Тело бьет крупная дрожь, и поэтому он думает, что я замерзла. Это не так. Мне даже жарко.
– Я люблю тебя? – шепчу тихо, но по напрягшейся спине мужчины понимаю – он слышит. – Это важно. Ответь.
– Нет, – отвечает он беззлобно. Подходит медленно и берет меня на руки. И кажется, качает. Как младенца, пока несет к пылающему камину. Боль возвращается. Она накатывает разъедающими волнами, словно кислота. Выкручивает суставы, рвет жилы. И я не сдержавшись стону, пытаясь утихомирить яд, разрушающий вены. – Я тебя тоже не люблю.
– Тогда зачем я здесь? – хриплю, боясь утихомирить демонов, рвущих меня на части. Только сейчас понимаю, что абсолютно раздета. Голая. И стыд липким саваном облепляет тело. Но он не имеет ничего общего со срамом. Целомудренный стыд. Нет такого понятия, наверное. Но чувствую я себя именно так.