Если б заговорил сфинкс...
Шрифт:
Мальчик издал не то крик, не то болезненный стон и чуть ли не бегом вскарабкался на шершавую спину Та-Мери.
— Сенмут! — задыхаясь от бега, волнуясь, проговорил он. — Это я, Джаи. Как рад я видеть тебя...
Рабочий поднял голову, и мальчик содрогнулся, глядя в его асимметричное, такое знакомое ему, а сейчас усталое, изможденное лицо.
— Как ты попал сюда, Сенмут? Ты не уехал в Абу?
— М-мен-ня п-п-риве-езли об-брат-н-но... — сильно заикаясь, ответил рабочий.
— Почему ты говоришь так, спрашиваю я?
— Я... не Сен-н-м-м-у-ут...
— Так кто же?
— Я Сеп.
Джаи, не веря услышанному, с трудом отрешается от того, что видит сам, своими глазами.
— Но ведь ты... Сенмут, — все еще сопротивляясь действительности, говорит он.
— Нет, я — Сеп, — безвольно и вяло ответил рабочий.
Мальчик вновь всмотрелся в его лицо и вдруг понял: да, это не Сенмут! У того лицо было как бы слегка перекошено слева направо, а у этого... наоборот. У Сенмута глубокий шрам на правом бедре, а у... Сепа — нет его. Сенмут мускулистый, а тело Сепа еще хранило жировые складки. К тому же Сеп почему-то заикается, а Сенмут — нет.
Убедившись в ошибке, Джаи, будто во сне, слез с каменной спины Та-Мери и направился было в грот Мериптаха, чтобы, уединившись, предаться размышлениям, но грота уже не было. Его обрубили по краям и заложили камнем.
Тогда он подумал о Туанес и пошел к ней. Он уже знал, что Сенетанх и Кар нашли ее на траве в саду Хену и отнесли домой.
Она пришла в себя лишь на следующий день. Джаи еще не видел ее. Возле нее часто бывал Кар, а мальчик не мог преодолеть робости при виде фокусника. Но будь что будет: если окажется, что Кар и на этот раз там, он все равно войдет в комнату Туанес.
Но вместо Кара Джаи застал там Сенетах.
— Сегодня я пойду к Хеси... — услышал он ее голос.
Туанес ничего не ответила. Она смотрела в потолок, и только редкий взмах ее густых ресниц давал окружающим знать, что она жива.
Подойдя к ней и посмотрев на ее бледное лицо, мальчик присел рядом на тростниковую циновку и, прижавшись своим горячим черным лицом к ее холодной руке, заплакал.
Пришел Мериптах с врачом. Сенетанх поцеловала подругу, простилась с Мериптахом и, нежно обняв мальчика, отвела его в угол комнаты. Потом ласково и печально провела ладонью по его лицу, осушая слезы, вздохнула и ушла...
Мудрый Тотенхеб, светило врачевания в Белых Стенах, задумчиво стоял у постели Туанес. Внимательно осмотрел ее, нагнулся, послушал сердце. Ощупал живот.
— Сегодня смажьте ее медом, — распорядился он.
Мериптах кивнул.
— Завтра, еще три дня после — свежей кровью быка... Дать ей пить смолу священной акации, разбавленную наполовину водой — для успокоения. Причина заболевания — воля богов... Буду думать я, Мериптах, думать буду я. Основное — разгадать имя болезни, чтобы суметь воздействовать против него! А сейчас помоги мне выпустить дурную кровь...
Джаи
Взрослым было не до него, мальчик зорко осмотрелся, бережно взял обеими руками скульптуру, спрятал ее за спину и, пятясь выбежал из дома...
4
Откинув занавеску, Кар увидел оголенную спину Сенетанх. Красавица сидела на полу у шкатулки, в которой она хранила свою коллекцию. Но, странное дело, браслеты и ожерелья, флаконы для ароматных масел и гребни, подаренные ей многочисленными поклонниками, были свалены кучей в корзинке для мусора...
Все!
Хотя нет...
На правой ее ладони простой камень, подаренный Каром в час их первого свидания. Она пальцем нежно ласкает его отшлифованные Великой Хапи бока.
«Выкинет тоже в корзинку?..» — встревожился Кар.
Дотянувшись до туалетного столика, она положила на него камень и теперь любовалась им издали.
Кар самодовольно улыбнулся. Мужчине лестно видеть себя победителем, особенно имея столько соперников...
«Я хорош, красив я, — с удовольствием подумал Кар. — Девушки ходят за мной, как тень за телом... Пусть Сенетанх тоже воздаст хвалу мне, но пусть похвала ее моим доблестям не отвергает внутренность моего молчания!»
И, гордый увиденным, ушел бесшумно и незамеченным.
5
Это страшное утро началось тихо.
Толпы рабочих сгрудились на берегу Хапи. Безмолвно. Неподвижно. Кто сидит на камнях, кто стоит. Взоры всех направлены в сторону бригадиров, нерешительно направлявшихся к строительной площадке — вернее, к Тхутинахту, сидевшему у входа в нижний заупокойный храм фараона.
Вот подошли они к нему. Вот стали. Вот, словно сговорившись, пали ниц.
— Ну?.. — угрюмо произнес Тхутинахт.
— Ты первый над нами, — хором негромко заговорили они. — Начальник рабочих.
— Слушаю я говоримое вами.
— Смотри, Тхутинахт, смотри... Как работать нам? Люди хотят заслужить ласку своих начальников. Хотят они.
— Ну?
— Усыпи гнев свой, Тхутинахт. Выслушай. Как работать, говорим мы, если смерть окружает нас?
— Верно говорят они, верно! — вдруг послышался громкий бас, и из-за колонны позади Тхутинахта появился Хену.
При виде громадной фигуры Главного жреца Тхкутинахт склонился, он сложил ладони вытянутых рук вместе, не смея в упор смотреть на верного слугу божества скульпторов и камнерезов, великого мага Белых Стен.