Если Бог есть любовь...
Шрифт:
В Евангелии притча кончается иначе: едва разглядев вдали возвращающегося сына, еще не зная, зачем он идет, еще не услышав ни слова раскаяния, отец выбегает навстречу и велит приготовить праздничный пир…
Отсюда и слова святителя Феофана Затворника: «Господь хочет всем спастись, следовательно, и вам… У Бога есть одна мысль и одно желание – миловать и миловать. Приходи всякий… Господь и на страшном суде будет не то изыскивать, как бы осудить, а как бы оправдать всех. И оправдает всякого, лишь бы хоть малая возможность была.» Ведь – «Ты Бог, не хотяй смерти грешников»…
Не закон, лишенный всех желаний, определит нашу судьбу, но Тот, у Кого есть желание. Его решения поэтому можно назвать субъективными и «пристрастными». У этого Судьи, в отличие
Бог ищет в человеческой душе такое, не окончательно, не безнадежно изуродованное место, к которому можно было бы присоединить Вечность. Так врачи на теле обоженного человека ищут хоть немного непострадавшей кожи…
Об этом поиске рассказывает эпизод из Жития св. Петра Мытаря (память 22 сентября): «В Африке жил жестокосердый и немилостивый мытарь (сборщик налогов), по имени Петр… Однажды Петр вел осла, навьюченного хлебами для княжеского обеда. Нищий стал громко просить у него милостыни. Петр схватил хлеб и бросил его в лицо нищему и ушел.. Спустя два дня мытарь расхворался так сильно, что даже был близок к смерти, и вот ему представилось в видении, будто он стоит на суде и на весы кладут его дела. Злые духи принесли все злые дела; светлые же мужи не находили ни одного доброго дела Петра, и посему они были печальны… Тогда один из них сказал: „Действительно, нам нечего положить, разве только один хлеб, который оне подал ради Христа два дня тому назад, да и то поневоле“. Они положили хлеб на другую сторону весов, и он перетянул весы на свою сторону». Именно этот рассказ послужил основой для знаменитой «луковки» Достоевского…
Опять же в древности преп. Исаак Сирин говорил, что Бога не стоит именовать «справедливым», ибо судит Он нас не по законам справедливости, а по законам милосердия, а уже в наше время английский писатель К. С. Льюис в своей философской сказке «Пока мы лиц не обрели» говорит: «Надейся на пощаду – и не надейся. Каков ни будет приговор, справедливым ты его не назовешь. – Разве боги не справедливы? – Конечно, нет, доченька! Что бы сталось с нами, если бы они всегда были справедливы?»
Конечно, справедливость есть в Том Суде. Но справедливость эта какая-то странная. Представьте, что я – личный друг Президента Б.Н. Мы вместе проводили «реформы», вместе – пока ему позволяло здоровье – играли в теннис и ходили в баню… Но тут журналисты накопали на меня «компромат», выяснили, что я принимал «подарки» в особо крупных размерах… Б. Н. вызывает меня к себе и говорит: «Понимаешь, я тебя уважаю, но сейчас выборы идут, и я не могу рисковать. Поэтому мы с тобой давай такую рокировочку сделаем… Я тебя на время в отставку отправлю…». И вот сижу я уже в отставке, регулярно беседую со следователем, жду суда… Но тут Б. Н. звонит мне и говорит: «Слушай, тут Европа требует, чтобы мы приняли новый Уголовный Кодекс погуманнее, подемократичнее. Тебе все равно ща делать нечего, так, может, напишешь на досуге?». И вот я, будучи подследственным, начинаю писать Уголовный Кодекс. Как вы думаете, что я напишу, когда дойду до «моей» статьи?..
Не знаю, насколько реалистичен такой поворот событий в нашей таинственной политике. Но в нашей религии Откровения все обстоит именно так. Мы – подсудимые. Но подсудимые странные – каждому из нас дано право самому составить список тех законов, по которым нас будут судить. Ибо – «каким судом судите, таким и будете судимы». Если я при виде чьего-то греха скажу: «Вот это он напрасно… Но ведь и он – человек…» – то и тот приговор, который я однажды услышу над своей головой, может оказаться не уничтожающим.
Ведь если я кого-то осуждал за его поступок, показавшийся мне недостойным, значит, я знал, что это грех. «Смотри – скажет мне мой Судия – раз ты осуждал,
Как видим, православное понимание заповеди «не суди» близко к кантовскому «категорическому императиву»: прежде, чем что-то сделать или решить, представь, что мотив твоего поступка вдруг станет всеобщим законом для всей вселенной, и все и всегда будут руководствоваться им. В том числе и в отношениях с тобой…
Не осуждай других – не будешь сам осужден. От меня зависит, как Бог отнесется к моим грехам. Есть у меня грехи? – Да. Но есть и надежда. На что? На то, что Бог сможет оторвать от меня мои грехи, выбросить их на помойку, но для меня самого открыть иной путь, чем для моих греховных дел. Я надеюсь, что Бог сможет растождествить меня и мои поступки. Перед Богом я скажу: «Да, Господи, были у меня грехи, но мои грехи – это не весь я!»; «Грехи – грехами, но не ими и не для них я жил, а была у меня идея жизни – служение Вере и Господу!»
Но если я хочу, чтобы Бог так поступил со мной, то и я должен так же поступать с другими. Христианский призыв к неосуждению есть в конце концов способ самосохранения, заботы о собственном выживании и оправдании. Ведь что такое неосуждение – «Порицать – значит сказать о таком-то: такой-то солгал… А осуждать – значит сказать, такой-то лгун… Ибо это осуждение самого расположения души его, произнесение приговора о всей его жизни. А грех осуждения столько тяжелее всякого другого греха, что сам Христос грех ближнего уподобил сучку, а осуждение – бревну». Вот так и на суде мы хотим от Бога той же тонкости в различениях: «Да, я лгал – но я не лжец; да, я соблудил, но я не блудник; да, я лукавил, но я – Твой сын Господи, Твое создание, Твой образ… Сними с этого образа копоть, но не сжигай его весь!»
И Бог готов это сделать. Он готов переступать требования «справедливости» и не взирать на наши грехи. Справедливости требует диавол: мол, раз этот человек грешил и служил мне, то Ты навсегда должен оставить его мне. Но Бог Евангелия выше справедливости. И потому, по слову преп. Максима Исповедника, «Смерть Христа – суд над судом» (Максим Исп. Вопросоответ к Фалассию, 43).
В одном из слов св. Амфилохия Иконийского есть повествование о том, как диавол удивляется милосердию Божию: зачем Ты принимаешь покаяние человека, который уже много раз каялся в своем грехе, а потом все равно возвращался к нему? И Господь отвечает: но ты же ведь принимаешь каждый раз к себе на служение этого человека после каждого его нового греха. Так почему же Я не могу считать его Своим рабом после его очередного покаяния?
Итак, на Суде мы предстанем пред Тем, чье имя – Любовь. Суд – встреча со Христом.
Собственно, Страшный, всеобщий, последний, окончательный Суд менее страшен, чем тот, который происходит с каждым сразу после его кончины… Может ли человек, оправданный на частном суде, быть осужденным на Страшном? – Нет. А может ли человек, осужденный на частном суде, быть оправдан на Страшном? – Да, ибо на этой надежде и основываются церковные молитвы за усопших грешников. Но это означает, что Страшный Суд – это своего рода «апелляционная» инстанция. У нас есть шанс быть спасенными там, где мы не можем быть оправданными. Ибо на частном суде мы выступаем как частные лица, а на вселенском суде – как частички вселенской Церкви, частички Тела Христова. Тело Христа предстанет пред Своим Главой. Поэтому и дерзаем мы молиться за усопших, ибо в свои молитвы мы вкладываем вот какую мысль и надежду: «Господи, может быть сейчас это человек не достоин войти в Твое Царство, но ведь он, Господи, не только автор своих мерзких дел; он еще и частица Твоего Тела, он частица твоего создания! А потому, Господи, не уничтожай творение рук Твоих. Своею чистотою, Своею полнотою, святостью Твоего Христа восполни то, чего не доставало человеку в этой его жизни!».